– Ладно, Коля, ну чего ты? – примиряюще сказала Лада. – Просто чувствую себя хреново, голова раскалывается.

– Вот и попробуй в России порядок навести, – обратился Николай к Любе. – Если с каждым-то, ну с каждым такую разъяснительную работу надо вести. Это мне разорваться, что ли? А ведь всего и добиваюсь – элементарного порядка и дисциплины! И откуда, Влада Васильевна, в тебе столько эгоизма?

– Так что, я и слова сказать не могу?! – выкрикнула Лада.

Люба во время этой разборки подергала все ручки по очереди и, наконец открыв дверцу, стала перекладывать ноги в сторону выхода. Николай сразу забыл про Ладу:

– Погоди, Любовь, я тебя на руках вынесу.

Лада пулей вылетела из машины и нервно принялась щелкать зажигалкой.

Затем встала вполоборота к джипу, изо всех сил демонстрируя полное равнодушие к любовному увлечению Николая. Она слышала, как ойкала и смеялась Люба, как Николай ласково говорил «держись за меня крепче», и душа ее заполнялась мутным потоком ненависти.

– Лада! – позвала Люба. – Мы готовы.

Лада бросила пахнущую вишней тонкую сигарету и повернулась. Люба сидела в инвалидной коляске и улыбалась идиотской улыбкой абсолютно счастливого человека.

Лада вытаращила глаза.

Коляска вкатила на пандус.

Люба робко покатила к сияющему в майской ночи входу в кафе.

– Двигаемся походным порядком, – подбодрил ее Николай.

Лада возбужденно застучала каблуками:

– Извини, я не знала, что ты не можешь ходить. Боже мой, давно это у тебя? Прости, что спрашиваю!

– Выступление в порядке самокритики, – кивнул Любе Николай. – Порядок!

Люба легко, но несмело ехала по пандусу, выложенному неяркими цветными плитками, похожими на кусочки пемзы.

«Самая лучшая в мире лестница, которую я встречала в жизни!» – сказала Люба коляске.

«Вы мне льстите», – довольным голосом произнес пандус.

«Самая удобная!» – продолжала восхищаться Люба.

Лада забежала вперед и открыла, придерживая, дверь:

– Заезжай.

«Спасибо», – поблагодарила коляска.

– Надо же, не застряла! – радостно сообщила Николаю Люба.

Они встали перед стойкой. Затем Люба, сияя, поставила поднос с едой на колени, и Николай повез коляску к столику. Все уселись. Лада натянуто изобразила радость от общения и принялась перемешивать мороженое в стаканчике:

– Зачем в Москву едешь?

– Путину свои песни петь, – бодро ответила Люба.

– Ты что, Путину петь будешь? – уставилась Лада на Любу. Потом перевела взгляд на Николая. – Коля, серьезно, что ли?

– А когда Коля несерьезно что-нибудь делал? Ты думаешь, Коля целыми днями в нарды играет? Коля в данный момент, помимо всех прочих дел, собирается навести порядок с инвалидами. Под контроль все их творческие дела взять. Год равных возможностей, просекаешь?

– Я спою Путину свои песни и просто уверена, что после этого все непременно обратят внимание на проблемы людей с ограниченными возможностями, – взахлеб мечтала Люба.

– Чего ограничивать людей, если есть такая возможность? – решительно выступил Николай. – Пусть зарабатывают на здоровье.

– Я когда маленькая была, выступала на Красной площади: с детским хором ЮНЕСКО под управлением Монтсеррат Кабалье пела для Ельцина и его гостей. Об этом многие газеты писали. У меня дома даже фотография есть: наш хор и Наина Иосифовна с Борисом Николаевичем.

– Нет, главное, как я Любовь-то неожиданно встретил! – воскликнул Николай.

– Я на Колю прямо с неба свалилась, – сообщила Люба Ладе.

– Да? – стараясь держаться вежливо, протянула Лада и отставила стаканчик с остатками мороженого.

Ее первоначальная радость оттого, что Люба всего-навсего урод, богом обиженный, и, значит, в борьбе за покровительство Николая Ладе не конкурентка, сменилась опасением.

– Все так внезапно! – сияла Люба. – И это знакомство, и эта дорога, и теперь вот это кафе: с пандусами, с жареной картошкой! Я однажды, когда школьницей была, обратилась к секретарю нашего Белозерского райкома партии товарищу Каллипигову с предложением установить в городе пандусы, лестницы широкие, лифты сделать для удобства передвижения инвалидов. А он зашумел: «Ровных дорог в жизни ищете? Да неужели бы Борис Николаевич Ельцин в своем ежегодном послании не рассмотрел вопроса о лестницах, если бы это было важно? Не отметил бы роли и значения лифтов на пути к всеобщему процветанию? Не включил в план строительство пандусов? Но Борис Николаевич даже краем не упомянул о пандусах. Значит, ненужный это вопрос».

– Вот сука! – сказал Николай.

…Всю дальнейшую дорогу от Ярославля до Москвы Люба спала. В Москве Николай вынес коляску из джипа, усадил в нее Любу и велел ждать, пока он поставит машину на подземную стоянку. Люба лишь поерзала, пристраивая голову на рюкзак, и вновь уснула.

Разбудил ее толчок Ладиной сумочки. Коляска стояла совершенно в другом месте. Там, куда приехал джип, были деревья и клумба с тюльпанами. Сейчас же Люба сидела возле вагончика на колесах, от которого пахло хлебом. Лада испуганно отпустила ручки коляски.

– Коля сейчас придет, – сказала она, избегая смотреть Любе в глаза. И торопливо добавила: – Ну ладно, пока. Увидимся!

И быстро пошла в сторону, тут же скрывшись в подземном переходе.

«Колясочка, кажется, это не то место, куда мы с Колей приехали, – растерянно пролепетала Люба. – Или – то?»

Коляска скорбно огляделась.

«Деревья были, кусты, клумба с тюльпанами, – бормотала Люба. – Ничего не понимаю. А как мы здесь оказались?! Ты хоть что-нибудь помнишь?»

Коляска напряженно размышляла.

«Ничегошеньки не помню. Ой, Любушка, я поняла: нам память отшибли!»

«А зачем нам память отшибли?» – недоверчиво спросила Люба.

«Ясное дело зачем. Чтоб мы не вспомнили, как нас ограбили».

«Нас ограбили?!» – с ужасом воскликнула Люба.

«Как ограбили?» – Коляска оглядела колеса.

«Ты сама только что сказала», – теряя терпение, повысила голос Люба.

«Мало ли что я могла сказать, когда в таком стрессе нахожусь! Такую потерю пережить».

«Думаешь, Николай нас просто потерял?» – с надеждой спросила Люба.

«При чем здесь Николай? Я! Я потеряла, едва успев обрести».

«Что потеряла?»

«Свою любовь», – простонала коляска.

«Я здесь», – успокоила Люба.

«При чем здесь ты? Я джип потеряла».