– Это еще кто?

Люба не слышала, что произнесла девушка, к которой Николай, предварительно созвонившись по мобильнику, подъехал и вышел из машины на улицу, но по взгляду, брошенному на Любу сквозь лобовое стекло, была уверена, что она спросила именно так: это еще кто?

Причем спросила хмурым голосом.

Затем девушка, высоченная, как колодезный журавль, недовольной походкой подошла к джипу, открыла заднюю дверь и по-хозяйски упала на сиденье.

«Чего-то Ладка смурная сегодня, – констатировал джип. – Видно, ты ей не понравилась».

«Я?» – изумилась коляска.

«Люба твоя, – разъяснил джип. И добавил интимным голосом: – Ты разве можешь кому-то не нравиться, мышонок заводной»

– Здравствуйте, – поздоровалась Люба.

– Давно не виделись, – метнула Лада кривую улыбку и нахмурила брови.

Люба взглянула через стекло на Николая, поправлявшего зеркало.

Лада сердито смотрела в одну точку.

– У вас какие-то неприятности? Вы такая грустная, – решила проявить участие Люба.

– С чего ты взяла, что я грустная? Я что, петь в машине должна?

– Вы тоже поете? – удивилась Люба.

– Пляшу, – ласково сказала Лада.

– А я – пою, – не удержалась и похвасталась Люба.

– Начинай, послушаем.

– Как-то неудобно, – смутилась Люба. – Ну ладно, раз вам действительно хочется послушать…

Лада с подозрением поглядела на Любу: дура или прикидывается?

– Закурить попросит прохожий голосом тихим и хриплым, – с чувством затянула Люба. – И в этот момент пойму, что подменили мне рифму-у!

В машину сел Николай.

– Поем?

– Пляшем, – огрызнулась Лада.

– …взглядом под руки, что огрубели во многом, – голосила Люба, – вот здесь у меня аккордеон. А потом сразу припев: от черных яблок с белой червоточиной и не зрелых, и от ворующих улыбок беглых…

Лада поэффектнее раскинула ноги в дорогих коричневых джинсах, мерцающих искрами, и швырнула руку с сумочкой на сложенную на сиденье коляску.

– Слушай, а эта дура здесь – зачем? – раздраженно прошипела она Николаю.

– Ты сегодня недобрая, Ладушка, – с терпением в голосе произнес Николай и пристально посмотрел на Ладу в зеркало.

Лада уставила огнедышащий взгляд в боковое окно.

«Кого это она дурой назвала?» – возмутилась коляска.

«Ух! Ух! – радостно откликнулся джип. – Горячая ты какая!»

Николай поглядел на электронные часы над лобовым стеклом, периодически сообщавшие также направление ветра и температуру воздуха за бортом.

– Ну что, Любовь, в «Макдоналдсе» перекусим?

Лада вздрогнула, словно ее хлестнули по пальцам. Ах, тут, оказывается, не просто так, тут уже любовь?!

– Перекусим, – радостно согласилась Люба. – Лада, вы кушать будете?

– Сыта.

– А мороженое? – не поверила Люба.

– И без мороженого тошнит.

– И отчего же тебя тошнит, Ладушка? – вразумительно произнес Николай. – Съела чего несвежего? Или выпила?

Лада упорно молчала.

– Может, вас укачивает? – догадалась Люба. – Машина быстро едет?

«Ее укачаешь! – заржал джип. – Надорвешься укачивать! «Мерседес» один вообще вдребезги!»

«Что вы имеете в виду?» – недоверчиво спросила коляска.

«Но насчет меня ты не переживай, – заверил ее джип. – У меня инжектор безотказно работает».

«Любушка, пусть этот нахал замолчит!» – высоким голосом потребовала коляска.

– Вы, наверное, в «Макдоналдсе» уже бывали? – вновь обернулась назад Люба.

Лада фыркнула.

– Любовь, ты в первый раз, что ли? – засмеялся Николай. – Ну, тогда конечно, интересно будет!

Лада снова фыркнула.

– Хавчик там – хрень всякая, – культурно пояснил Николай Любе, – соленых огурцов вперемежку с сыром напихают, сверху колой польют. Но порядок – будь здоров! Порядок – образцовый. Каждый знает свое место. Возникла с тряпкой у тебя под ногами и не то что не рыпается – улыбается счастливой улыбкой! Сердце радуется. А я изо дня в день своим вдалбливаю: знай свое место! Знай свое место! Нет, каждый мнит себя гением крутым. Порядки ему, видишь ли, не нравятся! Да, Влада Ва сильевна?

Лада стоически молчала, как похоронный венок, выброшенный на годовщину смерти с могилы на помойку, и смотрела в окно.

Люба опять почувствовала, что разговор имеет непонятный ей, но явно неприятный для Лады подтекст, вновь обернулась назад и постаралась смягчить ситуацию:

– Лада, а вы чем занимаетесь?

Лада откинула голову назад и пристально посмотрела на Любу, скроив нарочито умильную физиономию.

– Ладушка у нас артистка, – заметил Николай, бросив взгляд в зеркало.

– Артистка? – восхитилась Люба. – В театре играете?

– В театре, – подтвердил Николай. – В анатомическом.

Люба секунду поразмыслила: что за театр такой? Вроде в морге, для студентов? Или – нет? Но ни к какому выводу не пришла.

– А-а, шутите, – догадалась Люба.

– Шучу, – сказал Николай. – Смеюсь, можно сказать. Посмеяться захотелось. Могу я посмеяться, Ладушка?

– Можешь.

– Ну и молодец! – со свинцом в голосе похвалил Николай Ладу.

– Коля, зачем ты так? – робко пробормотала Люба.

– Ты что, меня защищать собралась? – спокойно спросила Лада и презрительно поглядела на сшитую Надеждой Клавдиевной Любину джинсовую куртку. – Ты сама скоро в том же театре сниматься будешь. Ты думаешь, зачем ты в Москве нужна?

– Я петь буду, – растерянно ответила Люба.

– Рот, что ли, широко открывается?

Николай затормозил. Джип вышколенно остановился.

– Все, приехали. – Николай подмигнул Любе. – Остановка – «Макдоналдс». – Затем он повернулся к Ладе: – Пакет вот этот видишь?

Лада напряженно молчала.

– Загляни.

Лада, сжав губы в яркую трещину, приоткрыла пакет с уткой.

– Что там? Не слышу!

– Утка.

– Правильно, утка. Лежит и не крякает. А что будет, если эта утка захочет в небе летать, под облаками? Если каждая утка распоряжаться будет, где ей крыльями махать? В говне будем и я, и ты. Но она молодец, знает свое место на данный момент. Хотя тоже, наверное, мечтает высоко взлететь. Ты думаешь, я не мечтаю? Ты думаешь, тебе самая черная работа досталась? Тебя имеют, так хоть за это проплачивают наличкой. А меня, что ни день, за национальный интерес употребляют. За одну голую идею с голой задницей стоять приходится. Ты за идею трусы снимешь? Удавишься ведь! Все бы под себя гребла! А порядки в дерьме пусть Коля наводит! Последний раз прошу понять: здесь порядки я устанавливаю. Не нравится в театре работать (Николай снова подмигнул Любе) – анатомическом, могу на стройку устроить. Штукатуром, маляром. А чего – хорошая работа. Знай штукатурь. И Николай над душой стоять не будет.