а вы чего уставились? Хотите смотреть, идите в театр! Или в цирк. А у меня здесь работа!

Ученики снова приступили к схваткам. Пряхин тоже напал на меня. Только я теперь просто защищался.

Соперник схватил меня за шею, пытаясь уронить. У меня там еще остались болевые ощущения. Я откинул голову назад, стараясь освободиться. Шею свело судорогой. Ошалеть, как больно.

Я поднял руку в знак остановки боя. Пряхин остановился. В отличие от Звеньева, он полностью контролировал себя. Я отошел назад, крепко сжал шею и массировал ее обеими руками.

— Понятно, — Степаныч потерял ко мне интерес. — Все-таки, еще болит. Сначала к врачу, только потом ко мне. С тобой можно работать. Понял? Тренировки в понедельник, среду и пятницу, в семь часов. Приходи без опозданий. Твой дружок Квасцов тебе все объяснит.

Он отвернулся и хлопнул в ладоши.

— Каждый поднял своего партнера на плечи. Побежали по кругу, с партнером на плечах. Быстро, быстро! Звеньев, ты чего расселся⁈ Быстро пошел.

Это уже окончание тренировки. Я поглядел, как ученики выполняют силовые упражнения. Таскают друг друга на плечах, отжимаются, лазают по канату, тягают гири и штанги.

Наконец, ученики остановились, тяжело дыша. Степаныч минут десять рассказывал каждому об ошибках. Одновременно дождался, когда они успокоятся и остынут. Сказал:

— Ну что же, на сегодня тренировка закончена. Все по домам.

Борька подошел ко мне, красный и пыхтящий от натуги. Пот стекал по вискам.

— Пошли переодеваться, герой, — сказал он.

Глава 6

Дома

Раздевалка находилась рядом с залом, всего через две двери. Мы вышли из зала последними. Когда за мной щелкнул замок, я оглянулся и потер ноющую шею.

Под конец занятия у меня неплохо так скрутило хребет. Видимо, переход из одного тела в другой не так уж и безболезненный, как кажется. Это не так просто взять душу из одного умирающего тела и запихать в другое, видимо, при этом нарушаются определенные законы мироздания, о которых я еще не знаю. И больная шея — это еще самая малая расплата за это.

Раздевалка еще довольно новенькая, шкафы деревянные с узкими дверцами, на каждой номерок, нарисован красной краской прямо на дереве. А еще маленькие круглые ручки из коричневой пластмассы.

Шкафчики установлены вкруговую по всему периметру раздевалки, в два уровня, снизу и сверху. В центре длинные скамейки. Тут переодевались все, в том числе и вольники, и самбисты.

Мы вошли внутрь последними, когда остальные уже начали переодеваться. Самбовки и шорты учеников промокли от пота, в раздевалке прохладно и даже чуток сыро, так что от разгоряченных ребят повалил легкий пар.

Я встал на пороге, пытаясь сообразить, где я оставил вещи. Это еще хорошо, что тут имеется отдельная раздевалка, помнится, мой пожилой тренер по самбо из прошлой жизни, тоже выходец из СССР, рассказывал, что они частенько переодевались в самом спортзале. Он нас, помнится, частенько критиковал за изнеженность, за то, что мы не можем нормально тренироваться без раздевалки, душа, кондиционера и пластиковых бутылочек для воды.

— Мы в свое время дневали и ночевали в спортзале, там же переодевались и складывали одежду, — рассказывал он. — Летом адская жара, так что пот течет ручьями, а ковер нагретый, как сковородка на печи. Зимой лютый холод, аж зубы сводит, маты замерзли, чуть ли не коркой льда покрытые. Воду просто из-под крана пили. А у вас тут сейчас все условия, а вы еще жалуетесь, если кулер сломался.

Да, было время. Как раз такое, куда я сейчас угодил. И тут действительно все так, почти как описывал наш старикан. Хотя, раздевалка имеется, вот только воду в пластиковых бутылочках никто не носит.

Наоборот, сейчас почти все ученики ходили в уборную в комнатушке рядом, окунали там головы под кран в раковине и освежались таким незамысловатым способом. Там же и пили воду, что для меня, пришельца из двадцать первого века, казалось невероятно диким.

Как раз, когда я стоял на пороге, мимо меня прошли борцы вольники с мокрыми волосами, лицами и руками, отчаянно фыркающие, как стадо буйволов, возвращающееся в водопоя на реке Ганг. Они поглядывали на меня с вызовом, как всегда бывает между представителями разных спортивных направлений и просто между молодыми мужчинами, но мне сейчас не до этого. Я скользнул внутрь раздевалки, догнал Борю и пихнул его в бок.

— Где мой шкафчик? К меня что-то вообще из головы вылетело.

Боря указал подбородком на номер двадцать, рядом со своим девятнадцатым. Руки у него уже заняты, он снял с себя куртку и складывал рукава.

— Ну ты даешь, старик. Крепко я тебя приложил, все-таки. Вот он, твой шкафчик, конечно же.

Ага, это уже кое-что. Никаких замков, шкафчики даже не запирались. Неужели тут ничего не крадут? Я открыл и уставился на вещи. Потом принялся стаскивать с себя влажную самбовку, прилипающую к телу, как репейник.

— Слушай, а как ты это провернул, а? — спросил Боря, когда достал клетчатую рубашку и коричневые штаны. — Ты же в первый раз сюда пришел? Когда успел так хорошо натренироваться? Даже я не смогу так легко завалить Звеньева и Пряхина. Почему мне не сказал? Что за секреты от друзей? Не по-нашенски это, знаешь ли.

Я не успел ответить. Сзади кто-то приблизился, здоровенный и массивный. Я повернулся, уже понимая, кто явился по мою душу.

Передо мной стоял Звеньев, он сразу схватил меня обеими лапищами за шею и зарычал:

— Ты кто такой, вообще? Откуда появился, где раньше тренировался? Может, ты приперся из другой секции, тогда чего сразу не сказал, что ты опытный? Чего устроил тут комедию? Или тебе тут сейчас устроить трагедию за это?

Я смотрел ему в глаза и улыбался. Надо же, как парень вскипятился, просто оттого, что пару раз полетел на маты. Правда, надо учитывать, что сейчас другое время, когда люди более чувствительны к разного рода неловким ситуациям, у них нет психологов и коучей, чтобы устранить душевные травмы