закрыл рот Эрик, перестал махать руками Вася. Стало слышно, как шипит, выпуская остатки пены, огнетушитель в лапах заведующего складом.

— Так куда лучше, — продолжил комзвода. — А то еще немного, я сказал бы слово «бунт». Знаете, что оно означает в нашем случае? Карцер под штабным корпусом — до трех суток. Поверьте, там не особенно комфортно. Штраф — у вас вычтут приличную сумму из выплат.

Это проняло многих — да, в ЧВК нанимаются в основном ради денег, хотя не только. Многие приходят из жажды адреналина, желания доказать, что они настоящие мужики, резко изменить свою жизнь или сбежать от прошлого.

— И самое страшное… — Поль сделал паузу — Потеря доверия. Между вами и нами. Бойцами и командирами. А как отдавать приказы тому, кому не доверяешь? Или выполнять? Невозможно.

Говорил он хорошо, стоило это признать, вот только на вопросы наши отвечать не спешил, уходил в сторону, прятался за стенкой из дисциплины и субординации.

— Я понимаю, что вы смущены, — продолжил комвзвода. — Поверьте — вы все узнаете. Но потом. Прямо сейчас лишняя информация вам только повредит.

Это выглядело очень сомнительно, на мой взгляд.

Почему не рассказать, в какой войне мы участвуем, поведать про хороших парней, на стороне которых мы сражаемся, не очернить плохих дрищей, которые явно на другой? Отсутствие пропаганды — худшая пропаганда, это-то начальники ЧВК должны понимать, и нельзя, чтобы бойцы начинали гадать и выдумывать!

Но эмоциональный порыв толпы Поль сбил, а этого он в первую очередь и добивался.

— Возможности у нас такие, — он глянул на часы, — вы продолжаете бузить, я говорю слово «бунт». Другие роты поднимают «в ружье», и они загоняют вас в карцер. Разбирательство завтра, военный суд под руководством комбатальона Збржчака и приговор. Никаких сведений в этом случае вы точно не получите, зато имеете шанс заработать проблемы.

Судя по лицам, этот вариант никому не понравился.

— Или я делаю вид, что ничего не произошло, а вы возвращаетесь к работе, — командир взвода обвел нас надменным взглядом, губы его изогнулись. — Если не успеем разгрузить до ужина, то придется трудиться и после него. Машины сегодня должны вернуться на Землю.

Вот это перспектива, ешь меня кони, но всяко лучше посадки под стражу.

— Не, ну… чего уж, — забормотал Эрик. — В карцер — зачем? Погорячились, бывает.

Как обычно, шалаболы, которые затевают безобразия, обычно первыми включают задний ход.

* * *

До ужина мы все же успели, хотя для этого пришлось изрядно вспотеть.

За едой нам объявили, что завтра с девяти наш взвод заступает на первое боевое патрулирование — по отделениям, с интервалом между машинами в десять минут, и так шесть часов, зато сейчас и до самого отбоя мы совершенно свободны.

Спать хотелось зверски, но я знал, что выдрыхнуться будет время ночью, и примкнул к собравшейся в магазин компании. Оказалось нас пять человек, но едва мы вошли в штабной корпус, Эрик сделал важное лицо и объявил, что сейчас его время отдыхать в «дрочильне», только мы его и видели.

— И когда только успел? — спросил Вася, завистливо глядя финну вслед.

— Покупая ишака, не жди, что под его шкурой прячется верблюд, — философски заметил Фейсал, наверняка цитируя замшелую арабскую пословицу.

В магазине мы обнаружили стоявшего у кассы комбата, и немедленно отдали ему честь. Ответил он небрежно, а по мне скользнул неприязненным взглядом и сморщил рожу — Збржчак, то есть поляк, если по фамилии, а значит русофоб, тут к гадалке не ходи.

Покупал он леденцы, жвачку и минералку.

Магазинчик оказался самый обычный, вроде наших сельских — все вперемешку, на одной полке чай и сахар, на другой нитки с иголками, батарейки к фонарикам и прочая мелочь, что может пригодиться солдату; курево есть, но ни следа алкоголя. Я взял бутылку кефира на триста грамм, чтобы жахнуть перед сном и отбыть в царство Морфея, товарищи запаслись сигаретами, а Фейсал с Хамидом набрали сладостей.

Продавец в форме, низенький и аккуратный, спросил наши фамилии и пощелкал клавишами ноута.

— Фигня какая-то, — сказал Вася, когда мы вышли на улицу, под тусклый свет красного солнца; белое ушло за горизонт, и пустыня отдавала накопленное за день тепло, но в целом было нормально, комфортно. — Другая планета, и что? Все как на Земле, братаны. Скучно. Даже водки нет.

— А ты чего ждал? — спросил я.

— Ну… — он прокашлялся. — Чтобы лазеры, всякие монстры необычные! Экзотика! Чтобы зайти в кабак, как Хан Соло, из бластера пыщ-пыщ, и телка инопланетная около микрофона трется, поет тремя ртами! Самогон черт знает на чем! Красота же! Лепота!

Временами Вася начинал изъясняться, точно былинный герой, и тогда черный цвет его кожи как-то забывался… хотя читал я какую-то забористую книгу, где один из трех богатырей был негром.

— Помилуй Аллах от такого, — пробормотал Фейсал. — Кстати, Хамид, ты же богослов?

Пакистанец важно кивнул.

— Тогда расскажи, в какую сторону от нас Мекка? Надо же правильно молиться.

Физиономия Хамида, и так угрюмая, потемнела еще больше — судя по всему, его подкололи, но по-мусульмански, так, чтобы чужаки не поняли.

— Хм, ну… как знаменитый специалист по праву и обычаям, я должен заметить, что Господь Миров в великой милости своей… — начал он, а дальше понес что-то такое, чего не понял даже Фейсал, если судить по вытянувшейся роже, и это не говоря о нас с Васей.

Пока дошли до казармы, уши наши украсились пышными гирляндами из лапши. Хамид выступил как самовлюбленный зануда… либо с серьезным видом ответил на подколку, да так, что уел всех!

Внутри нас встретил Ингвар, ходивший по проходу туда-сюда, будто хищный зверь.

— И это, где вы шляетесь? — требовательно спросил он.

— Так тебя с собой звали, — заметил Вася. — А ты сказал, что дела у тебя. Какие такие?

— Важные, — глаза у норвежца забегали, но только на миг. — Надо обсудить кое-что! Пестрый, а ну поднимай задницу и иди сюда.

Валявшийся на койке Сыч неохотно поднялся.

— Чего обсуждать-то? — спросил Хамид.

— А то, как выживать здесь, — Ингвар понизил голос. — Нас держат в полном неведении. Давай сюда, теснее…

Мы уселись в два ряда на моей кровати и кровати Васи, и норвежец заговорил. Напомнил, что знание — сила, что вокруг творится непонятная