Девчонка. Обычная сопливая девчонка. А я почему-то перебираю в памяти те краткие моменты, когда видел ее вблизи и ощущал аромат ее волос. Всё то животное, дикое и неконтролируемое, что существует во мне, пробудилось и теперь я не мог затолкать своих демонов обратно на самое дно. Это, блять какая-то натуральная херня.

Ну я же мужик, который давно задвинул на серьезные отношения и самую распространённую модель человеческого существования: работа-семья-ипотека-отпуск раз в год. Я деньги из ублюдков и недоумков выбиваю, рушу чужие предприятия, если мне поручат такое дело. Тут вот вообще никак не до сердечных дел. Есть Настя. Ее общества мне вполне достаточно… Было. Мне только сексуальное напряжение снять, не больше. Настя его снимала с поразительной чуткостью. А теперь, что как-то не то.

Снова череда глухих ударов обрушивается на боксёрскую грушу. Ну трахнул я эту девку, что с того-то? Она сама себя предложила, а я не привык отказывать себе в удовольствии. Правда, теперь совесть грызет изнутри, лязгает своими зубами, метя вгрызться в мои кости.

Такие чистые девочки, как Марина, обязаны находиться подальше от плохих дядь, как я. Всё логично. Только я отпускать ее не хочу. Дело не в том, что я у нее первым был и даже не в том, что она копия своей матери, как внешне, так и внутренне. Просто мне бросили вызов, а я не привык отступать и неважно, мужчина передо мной стоит или женщина. Никто не смеет ставить под сомнение мой авторитет.

Я раскалывался напополам, потому что одна часть меня, которая еще не растратила остатки человечности, буквально вопила, что девочку надо бы вернуть к папеньке и не ломать ее своим блядским характером. Ну зачем мне это? Другая же часть, которая буквально сочится чем-то темным и порочным не хочет отпускать лакомый кусок юного тела. Из этого «кусочка» ведь можно слепить всё, что только моей душе заблагорассудится, а разве это не может быть заманчивой перспективой?

Удар. Еще удар. Я выпил остатки своей минералки и, наконец-то, завершил тренировку. Никаких уведомлений мне на телефон не поступило. Да уж, Валера, я знал, что ты еще та сволочь, но, чтобы настолько…

Сжав пластиковую бутылку в кулаке, я швырнул ее в мусорное ведро и ушел в душ. Упругие струи прохладной воды здорово остужали разгоряченную кожу. Надо бы уже сегодня наведаться к должнику и окончательно решить вопрос. Не хотелось даже думать о том, что помимо своего эгоизма, я не хотел отпускать Марину потому, что с таким папашей ей будет совсем небезопасно.

Будто с тобой безопасней. Я сам себе криво ухмыльнулся, слизывая с губ воду. Ты больной, Кирилл. Причем на всю голову. Давно надо было отпустить то, что жена Валеры не ответила на твои чувства. Ну с кем подобной херни не случалось? Та со всеми, только отпустить то, что Валера не уберег ее, вот никак не могу. Сука! Уже прошло столько лет, а ты не прекращал ему мстить, будто эта месть может что-то исправить. Не может, но я искренне хотел, чтобы этот червь страдал. Одно только останавливало – Марина. Ребенок не виноват в идиотизме своего родителя, да и потом, она – часть своей матери, а я не мог причинить вред Оксаниной дочке. Не мог, но сделал это, изнасиловав Марину. Да, она сама пришла, но меня это не оправдывает.

Я варился в собственном оправдании и полном осознании, что жутко проебался. Не понимаю, что со мной происходит. Эта мелкая девка сведет меня с ума своим взглядом и чертовски сексуальной привычкой грызть большой палец.

Мысленно я много раз возвращался к тому дню в кабинете, когда держал под собой Марину, когда входил в нее, наблюдал за ее грудью, что вздрагивала от каждого моего толчка. Член напрягся только от одной этой мысли! Я и так держался из последних сил, чтобы снова не наброситься на Марину. Приходилось выкручиваться, дрочить в ванне, как подросток, который впервые увидел голую женщину. Сумасшествие!

Я хотела эту девочку с обликом ангела, но языком дьявола. Хотел и тут же отдергивал себя. Мне было стыдно за то, что я сделал. Поэтому, я старался дома не появляться, ныкался по квартирам или у Насти, только чтобы хоть как-то переключиться, перестроиться и содрать с себя этот пласт наваждения. Сейчас работы почти нет, отчего забыться получается намного тяжелее. Когда же всё-таки появляюсь дома, то буквально стискиваю себя руками, чтобы не протянуть их к Марине.

Она смотрит на меня так, будто улавливает мою внутреннюю борьбу. Испытывает меня своим острым языком. Никто и никогда не противился мне. Это было только однажды. С Оксаной. А теперь и с ее дочкой. Ирония судьбы. Сука. Я никогда не мог подумать, что умею быть слабым. Мне ведь проломить кому-нибудь черепушку одной рукой, вообще труда не составит. Многие меня боятся за это, а маленькая бледная девочка – нет. Может, она и боится, где-то в глубине души, но всё равно выступает против, всё равно защищается. А это вместо того, чтобы оттолкнуть меня, распаляет еще больше.

Из душа я выхожу только после того, как сперма исчезла в водостоке, и теперь моя голова относительно стала ясной. Да, Кирюш, ты дошел до ручки. Когда я спустился на первый этаж, то уже наперед знал, что встречусь взглядом с большущими голубыми глазами. Они будут наполнены призрением, детской доверчивостью, где-то даже страхом, злостью, а главное – кучей вопросов. Уверен, Марина тщательно подсчитывала каждый свой день, который она провела здесь.

- Когда вы меня отпустите? – ее мелодичный, я бы сказал, даже ласкающий слух голос, тут же раздался со стороны столовой зоны гостиной.

- Когда надо будет.

- Сегодня истекает срок, - Марина вскочила со стула и поправила подол своего тонкого сарафана в цветочек.

- Знаю, - я обжег ее суровым взглядом, стремясь запихнуть, удавить в себе внезапно возникший порыв попросить прощения за то, что втянул во всю эту грязную игру. Но я сдерживаюсь, потому что гордый, потому что боюсь.

- Тогда почему я еще здесь? – она пальцы на ногах поджала. Всегда так делает, когда боится, когда нервничает. Я уже выучил.

- Надо у папаши твоего спросить.

Лицо Марины тут же побледнело. Если честно, ее безоговорочная вера в собственного отца не может не умилять и не удивлять. Правда, этот гондон подобного отношения совсем не заслужил.

- Он меня не оставит здесь, - послышалось тихое.

- Скоро узнаем, - небрежно бросаю и выхожу во двор. Я и сам надеялся на то, что Валера не окажется таким сучьим куском дерьма и попытается хоть как-нибудь уберечь свою дочь от такого больного ублюдка, как я.

Но мои надежды очень быстро стираются в порошок, как если бы я не прекратил молотить грушу и всё-таки искрошил свои суставы. Я, конечно, еще та сволочь, которая редко демонстрирует такую нехитрую штуку, как благородство. У меня никогда не было жены, не было и детей, поэтому я не знаю, каким мужем и отцом мог стать. Может, хорошим, а, может, ублюдским. Но, твою мать, то, что выкинул Валера, выходило за какие-либо рамки даже для меня.

Я ехал к нему с одной четкой целю – забрать бабки и вернуть ему дочь от греха подальше. Потому что уже не могу сдерживаться, потому что боюсь причинить ей такую боль, от которой трудно будет оправиться. Пусть хотя бы один человек не станет меня люто ненавидеть. Хотя я уже подсознательно понимал, что вот-вот пересеку черту, которая кроваво-красной линией распотрошит мой привычный уклад жизни. Это было что-то типа чутья. Как у зверя, который по своей природе умеет чувствовать опасность или приближение желаемой добычи.