Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты… ты… ты думаешь, что мы безнадежны? Нам лучше все свернуть и пойти к кому-то на работу? Так?
– Я этого не говорил, – возразил Влад, не оборачиваясь.
Юльку охватило бешенство.
– Нет, ты именно это и сказал! Именно так. Считаешь нас дерьмом, не способным держать свое дело. Не желаешь вкладываться в проигрышное предприятие. Так? Говори, так?
Он пожал плечами.
– Что мне говорить? Ты сама за меня все решила. Ты у нас все знаешь за всех и наперед, не слушая других. Я сказал лишь одно: вам не следует сейчас работать. И точка.
Голос его снова стал жестким и властным, каким был днем. Юльке хотелось зареветь, но глаза оставались сухими. Все это было очень неожиданно. Неожиданно и унизительно. Она представила себе насмешливый взгляд Ольги и даже услышала, как она говорит: «Ну, я так и знала. Я тебя предупреждала. Он жадина, твой мажор. Обыкновенная самовлюбленная жадина».
Юльке сделалось невыносимо тоскливо и одиноко. Напрасно она подумала, что Влад – тот единственный, родной, самый близкий человек на земле. На самом деле он чужой, со своей жизнью и проблемами, о которых она не знает ровным счетом ничего. И, похоже, никогда не узнает…
– Знаешь что, – проговорила Юлька тихо и задумчиво. – Уходи.
Она сказала и сама не поверила в то, что эти слова сорвались с ее языка.
– В смысле? – Влад уставился на нее с удивлением.
– В коромысле. Спасибо тебе за ужин. И до свиданья.
– Ты меня прогоняешь? – не поверил он.
– Да, прогоняю. Мне противен человек, которому жалко денег для моего дела. Который не верит в меня и мои возможности. Уходи.
– Танцорка, если ты сейчас шутишь, то это не слишком удачная шутка.
– Я не шучу. – Юлька встала из-за стола. – Пожалуйста, уйди. Я тебя прошу.
Ей было так плохо, что казалось, еще мгновение, и она потеряет сознание.
– Вот дуреха, ей-богу, – в голосе Влада зазвучала досада. – Ну нет у меня сейчас свободных денег, понимаешь? Нет.
– Ты врешь! Дело не в этом! Ты сам сказал, что нам с Ольгой не следует работать.
– Я просто так сказал, потому что мне неловко было тебе отказывать.
– Ага, неловко! А оскорблять меня ловко? Делать из меня идиотку!
– Вовсе я не делал из тебя идиотку! – наконец взорвался Влад. – Ты просто невыносима! Чуть что – сразу скандал. Откуда в таком хрупком теле столько вредности?
– Это ты невыносим! – крикнула Юлька так громко, что у нее закололо в висках. – Со своими Софьями и Маринами! Для них небось тебе бабла не жалко!
– Как тебе не стыдно? – Влад изо всех сил сдерживался, стараясь говорить спокойно. – Юль, ну прости. Я правда не могу сейчас дать тебе денег. Не потому, что жалко, а потому…
– Потому что их у тебя нет. Эту песенку я уже слышала.
– Зря язвишь. Это действительно так.
– Ты врешь! Уходи!
– Ты будешь жалеть.
Он поднялся и стоял перед Юлькой, слегка покачиваясь с пятки на носок, огромный, как гигантская скала, рядом с ее хрупкой фигуркой.
– Не буду! Я думала, ты – моя опора, надежное плечо! А ты испугался какого-то Армена! И бросаешь меня в беде, без помощи, без сочувствия. Что изменится потом? Ты так и будешь предавать меня при первом же удобном случае.
– Юля, ты не права. Ты сильно ошибаешься. Очень сильно. Потом ты это поймешь. Ладно, я пошел.
Влад развернулся и скрылся в коридоре. Юлька стояла и кусала губы, чтобы не разреветься и не броситься за ним вслед. Хлопнула дверь. Господи, что она наделала? Он больше не вернется. Никогда не вернется. Никогда и никто не будет называть ее Танцорка, обнимать ночами с жаром и страстью, обжигать долгими и сладкими поцелуями.
Миг – и Юлька, подлетев к окну, распахнула его настежь.
– Вла-ад!!
Крик взвился и обрушился на темный двор. Еле слышно отозвалось эхо.
– А-ад…
Юлька сглотнула вставший в горле вязкий комок.
– Влад! Вернись! Не уходи!
Тишина. Когда он успел уехать? А если не успел – сидит в машине, слушает, как она кричит, и улыбается самодовольно. Курит, стряхивая пепел в окно. Юлька изо всех сил долбанула кулаком по подоконнику, взвыла от боли и волчком закружилась по кухне.
– Сволочь! Гад! Предатель! Ненавижу тебя! Ненавижу!! Чтоб тебе пусто было! Вла-ад…
Она рухнула на пол, обхватила руками голову и зарыдала в голос. Зазвонил телефон. Юлька схватила трубку, словно это была соломинка, а она – утопающая в бурном океане.
– Прости, что отрываю, – виновато произнес Ольгин голос. – Понимаю, что вам там сейчас не до меня. Но все же любопытно, что твой сказал по поводу денег.
– Н-не будет н-никаких д-денег, – хрипло выдавила Юлька.
– Как не будет? Почему? Что с твоим голосом?
– Т-так, не будет. М-мы поссорились. Я… я… я его вы-ыгнала-а…
Юлька снова зарыдала, горько и безутешно. Ольга на другом конце трубки потрясенно молчала.
– Зачем же ты это сделала, дурочка? – проговорила она наконец.
– Н-не зна-аю… Он… отказался дать деньги. Сказал, что у нас… у нас все равно ничего не выйдет. Чтобы мы посидели дома какое-то время или шли работать на кого-нибудь.
– Так и сказал? – ахнула подруга.
– Примерно так. Я сейчас не вспомню в подробностях. Суть была в том, что нам не стоит держать собственный салон.
– Вот говнюк, – выругалась Ольга. – А на вид такой душка. Не плачь! – сказала она решительно. – Правильно сделала, что послала его. Ты ему не нужна, он просто спит с тобой. Надоест – будет спать с другой. Лучше сейчас, не так больно.
– Больно, – заскулила Юлька. – Еще как больно! Очень! Я умираю!
– Не волнуйся, не умрешь. Хочешь, приезжай ко мне? Или я к тебе приеду. Хочешь?
– Хочу, – всхлипнула она.
– Заметано. И не реви, а то глазки станут маленькими.
Ольга отключилась. Юлька заставила себя подняться с пола и потащилась в ванную. Умыла лицо холодной водой, привела в порядок растрепавшиеся волосы и тщательно осмотрела себя в зеркале. Кошмар! Глаза действительно заплыли, губы и нос распухли, точно на нее напал пчелиный рой. Пора прекратить рев. Ушел и ушел, черт с ним. Мог бы подождать немного, а не испариться в ту же секунду, как вышел из дому. Значит, ему не дороги их отношения, он не боится ее потерять.
Юлька вернулась в кухню, уселась обратно за стол. В тарелке еще оставалась остывшая картошка. Она с отвращением отодвинула ее подальше от себя и принялась гипнотизировать телефон. Вдруг Влад все же позвонит? Одумается и скажет, что сожалеет, что виноват, что непременно даст деньги на все Юлькины желания. Ах, как было бы прекрасно, если бы он сейчас позвонил!