– Стив, привет! Да, собираюсь. Ты сможешь за мной заехать? Нет? Уже на работе? Не знаю…

Девушка помчалась к матери в спальню. Полумрак помещения создавал гнетущее чувство, словно она вошла в гигантский грот или гроб. В комнате было всего одно окно, плотно занавешенное темными шторами. Мишель подошла к нему и впустила солнечный свет.

На глади окна красовались витражные разноцветные аппликации – бабочки и ангелочки. Солнечный свет, преломляясь в нехитрых декорациях, разноцветными зайчиками раскрасил стены и потолок унылой комнаты во все цвета радуги.

В спальне находились тренажер «беговая дорожка» и целая коллекция штанг и гантелей, так как Фред не пренебрегал физическими нагрузками. Под потолком висел телевизор, можно было качать мышцы и смотреть передачи одновременно. Трюмо с зеркалом было расположено напротив кровати и окна, под телевизором. На нем стояла вазочка с конфетами и мраморная урна с прахом Остина.

Худенькая Анжелика лежала на твердой постели для инвалидов недвижно и тихо, как манекен.

Фред вышел из ванной комнаты обнаженный, с полотенцем вокруг бедер. Его тело было мускулистым и безволосым, как у некоторых супергероев из голливудских боевиков.

Он не ожидал увидеть в своей спальне падчерицу, но не растерялся и сказал:

– Могла бы спинку мне потереть, не чужая все-таки. – На его лице не было ни тени смущения.

– Сможешь отвезти меня на работу? – выпалила Мишель, уставившись на оконных ангелочков и бабочек, словно ища у них поддержки.

– Я могу, но стану ли я? А где волшебное слово?

– Не отвезешь ли ты меня на работу, пожалуйста? – она закатила глаза. – Дай мне пару минут, – проворчал Фред.

Вскоре он уже был за рулем и вез падчерицу в «Капитан Кранч».

– Ты ничего не заметила, пончик мой медовый? – нарушил молчание Фред. Мишель внимательно посмотрела на него и пожала плечами.

– Нет.

– Я не воняю.

– Не врубилась.

– Эх, медовая моя, ты никогда ни во что не врубаешься сразу. Я не воняю сигаретами. Мы их больше не можем себе позволить.

Его рука потянулась к пассажирскому креслу… Большой палец Фреда нежно потрогал сережку Мишель, мочку ее уха и коснулся шеи. Девушка стыдливо отодвинулась.

– Почему ты не можешь быть проще со мной? Нежнее? Я, между прочим, чувствую себя Иисусом Христом, которого распяли на кресте!

Мишель с изумлением посмотрела на отчима.

– И крест этот – твоя мать!

– А как же свадебная клятва «в здравии и болезни», быть верными и любить? Слабо? – съязвила падчерица. – Кстати. Вечером я иду на барбекю к Стиву.

Для отчима эта новость не была неожиданной. Мишель и Стив были знакомы давно, выросли вместе, можно сказать, у них были общие друзья, и его приглашение не являлось каким-то сюрпризом.

– Я тебе не позволю наслаждаться свободой, пока именно я меняю памперсы.

– Да неужели? – Мишель не могла поверить своим ушам.

– Неужели твоя совесть молчит? Ты забыла, кто врезался в нашу машину?! Лицо Мишель передернулось от негодования.

– Еще добавь «такие вещи не прощают!» Я себя не прощаю. Но я не хочу постоянно находиться в доме, где мне все напоминает об Остине. И мне все равно, кто зовет меня на барбекю: Стив, принц датский или король Эфиопии. Это лучше, чем торчать в четырех стенах с тобой! – добавила девушка.

– В Эфиопии правит не король, а президент, моя глупая орхидея.

Фред припарковался около дешевой забегаловки, где работали падчерица и Стив.

Мишель вышла из машины, со злостью хлопнув дверью. Ее разрывали два чувства – вина и бешенство, вызванное поведением отчима. Интересно, он ненавидит мамины орхидеи? Понятно, что ненавидит меня. «Глупая орхидея» – это оскорбление или просто гавнюк играет словами? Почему я так легко отвлекаюсь?

Девушка зашла внутрь – этакий мини-райский уголок, куда можно было сбежать из дома, от Фреда, здесь ей платили примерно семь баксов в час и позволяли бесплатно питаться.

К ней подошел Стив:

– Привет. Ты в порядке? Что сказал Фред? – Стив был воспитан уважать родителей и не ступал и шагу без того, чтобы предупредить отца о своих планах.

Мишель огорченно покачала головой:

– Да пошел он к черту! Строит из себя мученика! На кресте его распяли, говорит. Он себя ведет так, как будто он единственный, кто потерял близкого человека. Остин не мертв. Его душа бессмертна. Мы – бессмертные души.

– Легко сказать, он не твой сын.

Она посмотрела на часы: до открытия оставалось минут десять. Супервайзер, студентка двадцати с хвостиком лет в очках, попросила ее заняться посудой, пока не нахлынули голодные посетители. Мишель подошла к раковине и, заметив грязные противни, на которых уже поджарилась первая партия рыбных филе (они, казалось, лапали ее грязными взглядами), стала скрести заляпанный металл щеткой.

Ее раздражала работа в кафешке – и на кассе обслужи народ, и посуду помой, когда затишье, и столы протри, и сэндвичей наделай. Больше всего ее бесило, когда посетители не убирали за собой объедки и пустые стаканы, как будто тут официанты за чаевые все вылижут! А еще ей неприятна была кухня: никаких окон, только электрический свет. И никаких стульев. Не присядешь. Не полюбуешься небом. Тесная клетка, в которой каждая вещь имела свое место, ничего лишнего, – толком не развернуться и не расправить плечи. Курильщики-коллеги всегда находили возможность отлучиться на перекур, через заднюю дверь шмыгнуть на воздух и присесть на желтый бордюр. А такие, как она и Стив, у кого не было этой вредной привычки, вкалывали больше и, соответственно, уставали более остальных.

Нахлынули воспоминания, как Остин, бедный Остин, обожал сэндвичи с рыбой, которые они иногда здесь покупали. Рыбное филе в панировочных сухарях запекалось, подавалось на белых булочках, смазанных майонезом, с листиком хрустящего салата.

Вдруг в мутной мыльной воде раковины появились знакомые черты с фиолетовыми глазами. Девушка замерла от неприятного предчувствия.

– Господи, у меня галлюцинации на работе, – в страхе прошептала Мишель.

– Неужели мне придется ходить к психиатру? Какой ужас! Это же клеймо на всю жизнь!

Неприятные мысли буравили ее мозг, как шершни впрыскивали яд страха в картину возможного будущего.

Мимо проходил Стив. Ему показалось, что Мишель что-то бормочет. Со стороны она смотрелась смешно: как молоденькая шаманка в форме ресторана, заговаривающая грязную воду для каких-то своих, колдовских, целей.

– Ты в порядке? – спросил он участливо.

– Когда ты рядом, я всегда в порядке! – Мишель закивала, с трудом изобразив на своем лице обворожительную искреннюю улыбку. Юноша улыбнулся в ответ и отошел.