Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Меня зовут Даша! – Она доброжелательно смотрела на рыжего богатыря.
– Тихон! – Человек широко улыбнулся, явив прореху между зубов. – Он – Грек, семейник мой. Глупый, трусливый баклан, дюже до шалав охочий, но добрый…
– Шняга гунявая! – беззлобно ругнулся Грек.
– Ты меня спас, Тихон?
– Гномы выжлеца седью опалили, мы подсобили. Вона выжлец тебе руку ободрал…
– Выжлец – это собака, бультерьер?
– Лютый бредень! – с оттенком уважения проговорил Тихон. – Личный выжлец самого Яноша Лютеранина!
Туманные объяснения ясности не добавляли. Девушке мучительно захотелось домой. Страх разъедал душу как ржа, и сейчас он разыгрался с прежней силой.
– Гномы – это маленькие существа, живут в подземельях, охраняют сокровища… – неуверенно сказала она.
– Гномы за ресноту! – ответил Тихон. – Они света дневного не шибко любят, в подземельях живут, по ночам выходят. Ратибор – перший гном. Страха не ведают, милость их доблести!
– А почему они заступились за меня?
– Гномы за ресноту! – повторил человек. – Троянов шибко не жалуют, псов и гуней тоже. Бакланы и смерды уважают Ратибора. Худо дело, когда выжлец добрую кошарку губит.
– Я никогда не видела таких злых собак! – растерянно проговорила Даша.
– Язва лютая тот выжлец!
– Там мальчик был с крысой на веревке…
– Фалалей! Лихой парубок! Вечно с троянами шуткует. Ловок стервец! Добрый пасюк[12], милость его дому, умелый волчонок!
– Почему пасюк?
Саднило в горле, хотелось пить, но так уж устроен человек, что первым делом ему надо выпытать информацию, а потом насыщать потребности. Психологи ставят любознательность вровень с инстинктом самосохранения.
– Пасюк кошаров встречает. Они блудят, нужон кормчий.
Проводник в параллельном мире. Вам такое и не снилось, господа фантасты! Почему-то объяснение успокоило ее. Обрушившаяся за пологом тумана реальность выглядела настолько неправдоподобной, что страх ослаб. Будто фильм ужасов смотришь.
– И много таких кошаров у вас? – пытала она разговорчивого «половца».
– Не дюже много. Их трояны подстерегают или псы. Опять же гунн доносят. Редко кто сподобится инде[13] сховаться.
– А что делают трояны с пришельцами?
– Всяко бывает… – неохотно ответил Тихон.
Умная девушка поняла, что следует взять паузу. Она проглотила сухой ком.
– Попить у вас не найдется?
– Бражку Грек вылакал. Вон вода, ежели хочешь. – Тихон протянул кружку с облупившейся по краям эмалью.
Девушка благодарно кивнула, жадно выпила липкую, отдающую ржой и затхлостью воду. Накануне путешествия она болела ангиной, принимала комплексные антибиотики нового поколения и иммуномодуляторы. Даже если тухлое мясо съест, кишки стерпят, не вывернет наизнанку.
– Брюхо ломит? – деловито осведомился Тихон.
Даша догадалась, что речь идет о голоде.
– Спасибо. Только попить…
– Чудная молва у тебя, Даша! Там коровья сыть малость осталась, хошь – похлебай! – Он кивнул в сторону просторного чана. На дне бултыхалась подозрительного вида жижа. Пахло требухой и внутренностями.
– Тебя Греком зовут? – Она повернулась к поверженному бродяге.
– Греком кличут…
– Не сердись, что я тебя ударила. Похмелье, брат, понимать должен!
Инструкции Стрельникова всплывали в памяти без малейшего усилия. Заимствовать ценности аборигенов, уважать их. Схема работала безукоризненно. Смуглый Грек немедленно расплылся в улыбке, обнажив щербатые, съеденные цингой корешки зубов.
– Че тупишь, чумичка! Кабы ты сразу сказала, что бодун колотит! Нешто Грек человек, а не язва?!
Он зарылся в лежалое тряпье и извлек наружу замусоленную фляжку с плещущимися остатками бурой жидкости.
– Мигом налью, и айда дролиться!
Сценарий пошел по ложному пути, как пишут драматурги. В кружку потекла вонючая жидкость. Даша с трудом представляла себе законы гостеприимства в параллельном мире, но «дролиться» с чумазым оборванцем за дозу пойла – это увольте! Выигрывая время, она повернула к свету емкость. Коронационный стакан. Печать на эмали, триста лет правления дома Романовых. 1613–1913 годы. В оплетенной вензелями рамке красовался первый российский император, печально известной династии Алексей Михайлович, и с другой стороны Николай Второй, а также супруга венценосца Александра Федоровна. До знакомства с Лоренцом она встречалась с парнем, работавшим в антикварном салоне. Большой магазин на улице Некрасова, в центре города. Ей нравилось рассматривать запыленные раритеты, расспрашивать о необычных предметах. Словно прикасаешься к страницам канувшей в небытие эпохи. Антиквар рассказал, что дешевые сувениры раздавали простому люду в памятный юбилей. По гурту облупилась эмаль, чернели сколы. Девушка ощутила, как ухнуло и провалилось сердце, затем забилось часто, бестолково, тревожно. Знакомое каждому школяру благородное лицо, обрамленное бородкой и закрученными усами. Парадное обмундирование. На обороте стакана, в том месте, где золоченые цифры вплетаются в ажурный узор, автор ввел еще одного персонажа. Гладкий череп без единого волоска, Брюс Уиллис позавидует. Мертвые глаза, в ухе серьга из белого металла. Изображение выполнено упрощенно, схематично, эмаль не считается подходящим материалом для детальной живописи, но у нее безукоризненное зрение. Руки незнакомца сложены на груди, художник изобразил краешек заостренного когтя на мизинце.
– Не томи, шалава! Пей и айда дролиться! – суетился Грек. – С кем-то придется дролиться, потом все одно Булат тебя заберет!
Ничего не поменялось! Кто девушку поит, тот ее и танцует!
– Отвали! – грубо ответила Даша.
Она повернулась к Тихону:
– Красивый стакан! Откуда взяли?
– На куче нашли.
– Что такое куча?
– Там, в петровской слободе… – Он неопределенно махнул рукой. – Такого добра много. Грошей не стоит.
– Спасибо, что не отдал Булату…
Простодушное лицо Тихона потемнело.
– Худой человек. Совсем худой! Он тебя все одно отторгует. Падок до чумичек, свиное рыло! Груздь в темнице, вот он и лютует… – Он сплюнул на пол и покосился в сторону игроков.
– Трешка трефы! Пляши гузю[14], колченогий! – радостно гоготал Булат.