Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он кивнул:
— Конечно. Вероятно, вы — самая проницательная из всех читателей, которых я знал.
— Вы мне расскажете, как получилось, что вы стали писать книги? И что вы пишете сейчас? Что чувствуешь, когда…
Он засмеялся и поднял свою изящную руку, чтобы остановить поток ее вопросов.
— Да, да, обязательно. Но не спеша, по одному вопросу, по очереди. Я расскажу вам все. Начиная с завтрашней ночи… И благодарю вас за комплименты.
Виконт мгновенно повернулся на каблуках, выбежал в коридор и исчез за углом.
Мари-Лор посмотрела ему вслед, пожала плечами, заперла дверь и быстро разделась.
Она решила, что не будет ничего плохого в том, что она станет приходить к нему. Все дело в литературе, а не в личных отношениях. Ведь торговец книгами, а когда-нибудь у нее опять будет книжная лавка, должен все знать о своих писателях.
А теперь… как приятно на этот раз иметь в своем распоряжении всю постель. Растянувшись на тюфяке, она заснула здоровым спокойным сном.
Однако до ночного визита ей предстояло прожить еще длинный день.
День, заполненный множеством шуток и насмешек — новость о ночной комедии распространилась по замку со скоростью лесного пожара, раздуваемого летним мистралем. Если Мари-Лор была смущена вчерашними событиями, то больше никто не испытывал ни малейшего стеснения. Казалось, абсолютно все в замке прекрасно знали, что произошло. И всем хотелось это обсудить.
В это утро за завтраком слуги пили необычно крепкий кофе в неограниченном количестве, от которого кружилась голова. Они становились болтливыми и шумно восторгались оскорбительными замечаниями герцога в адрес графа месье Юбера. Не было ничего удивительного в том, что им нравились любые истории, в которых доставалось Горгоне, но Мари-Лор с огорчением обнаружила, что стала героиней этой истории, и все «знали», что виконт — ее любовник. Они относились к ней дружелюбно, хотя и подсмеивались, — все, кроме камердинера Жака, чьи притязания она отвергла, и Арсена, который сохранял свой обычный строгий вид.
— Надо подкрепиться. — Подталкивая друг друга в бок и ухмыляясь, они протягивали ей через стол толстые ломти хлеба с маслом. — Хозяин, который трудился в постели всю ночь, а это единственное, что умеет делать их порода, может спать весь день. Но слуга должен работать, так же как и всегда.
Или, как в этот день, даже больше чем всегда. Ибо подготовка к банкету требовала огромного труда.
— Ну, ты еще молода, можешь и не поспать, — сказал ей Николя, отправляя всех на работу, — так что я уверен, мне не надо беспокоиться, что ты заснешь над горшками и сковородками. Но я не желаю видеть, как ты вместо работы вздыхаешь и мечтаешь о красавце джентльмене.
Мари-Лор покачала головой. Она не опровергала их заблуждения, чем больше они будут убеждены, что Жозеф пользуется ее услугами, тем меньше можно опасаться его отца и брата. Она улыбнулась и покраснела, чего, по-видимому, все от нее и ожидали.
Но когда в судомойню зашла Бертранда и сунула ей какие-то сухие травы, завернутые в бумажку, Мари-Лор с трудом удержалась, чтобы не хихикнуть.
— Заваришь с ними чай, — сказала Бертранда. — Пей каждый день и не забеременеешь… Ладно, — смущенно добавила она, заметив скептический взгляд Мари-Лор, — это лучше, чем ничего не делать, потому что я сомневаюсь, что он захочет беспокоиться о…
Мари-Лор поблагодарила ее и заварила чай. В данном случае, подумала она, травы, как никогда, оправдают себя на сто процентов…
— Ну и как она, Жозеф?
Сдержавшись, чтобы не содрогнуться, виконт искал подходящего ответа на вопрос брата.
Он полагал, что Юбер пытается казаться опытным в таких делах. «Если бы только, — подумал Жозеф, — у брата не было такого слюнявого рта». Тот выглядел отвратительно при солнечном свете.
Утром Юбер уже провел целый час с Амели, убеждая ее, что в его заигрывании со служанкой не было ничего необычного. Это случается, говорил он ей, в самых лучших, старейших аристократических семьях. Да, это достойно сожаления, но чего можно ожидать от слабовольного молодого дворянина с горячей кровью, такого как он?
Конечно, уверял он, если бы не его долг перед братом, который мог бы получить более утонченное удовольствие с более элегантной дамой. Но — он наклонился к ней, изящно расставив ноги и почти ткнувшись носом в ее грудь, — она должна понимать, что в старинных семьях существуют обязательства по отношению друг к другу.
Амели успокоилась довольно быстро. Оказалось, ее довольно легко уговорить больше не дуться, особенно после того, как он обещал на банкете привести в восхищение и восторг всех гостей. Он обрадовался, когда его позвали к отцу играть в шахматы, которому он рисковал проиграть, но игра от этого не становилась менее интересной.
А теперь он собирался вместе с братом на охоту на кроликов.
Поле буквально кишело этими существами. Собакам нравилось выслеживать их, а Юберу — стрелять. Двое слуг несли ружья и мешок, непрестанно пополнявшийся маленькими пушистыми тельцами. Изображая полную увлеченность хотой, Жозеф поднял ружье, прицелился и нажал на курок. Прекрасно. Достаточно близко для убедительного промаха.
Еще одна забава, ведь сегодня он не был расположен убивать этих невинных зверьков. Юбер подстрелил большого кролика, и собаки с азартом бросились искать тушку.
Юбер удовлетворенно кивнул и вернулся к разговору.
— А вчерашняя добыча? — спросил он. — Она хотела? Она кажется горячей, страстной малышкой. Или тебе пришлось принудить ее, она кричала?
«Если он и дальше будет пускать слюни, — подумал Жозеф, — У него закапает слюна, как у собаки».
— Они притворяются, знаешь ли, что им не нравится. — Юбер явно гордился, что может поделиться опытом. — Особенно когда ты швыряешь их и заставляешь…
Конец фразы почти утонул в визгливом смехе.
Жозеф чувствовал себя так, как будто снова очутился в школе. Ему следовало подготовить свой рассказ. Как и многие джентльмены, Юбер оставался школьником-переростком, он испытывал удовольствие, рассказывая о своих любовных победах, и не меньшее, слушая рассказы других.
Хуже всего было то, что такие хвастливые разговоры неизменно велись в присутствии слуг, на которых не обращали внимания. Большинство его знакомых аристократов не сознавали скрытую в их рассказах жестокость, но более изощренные из них любили злоупотреблять ею. Барон Рок, например, славился тем, что, оживляя свои обеды вульгарными рассказами о ночных оргиях, в конце обеда, когда подавали сыр, объявлял, что женщина, чьи любовные утехи он так подробно описывал, была дочерью или женой одного из обслуживающих их сейчас лакеев.
Нетерпение Юбера росло.
— Она была… восхитительна, — вздохнул Жозеф. — И?..
— И… — он взглянул на кончик уха пушистого кролика, выглядывавшего из мешка лакея, — совсем невинна.