— А вы сами почему так не поступите?

— Голова садовая, да ведь мы молодые, в шинелях, да и запаршивели уже в этой проклятой колонне. Только сунься — сразу заметят.

«Агитация» подействовала. Сначала мы перебрались из центра колонны к правому краю. Потом, пропустив конвоира и замедлив шаги, решили прикрыть Дольникова, чтобы идущий сзади конвоир ничего не заметил. В ближайшей деревне, как и говорил Гусев, у самого шоссе стояли небольшими группами местные жители и пристально вглядывались в проходящих. Поравнявшись, мы немного выдвинулись из колонны и подтолкнули к ним Дольникова. Секунда — и он оказался среди колхозников, ничем не отличимый от них. Так же, как остальные, Дольников стал внимательно смотреть на пленных, только взгляд его не обшаривал лица, а был прикован ко мне и к Гусеву. Мы встретились с ним глазами и слегка кивнули.

«Побег удался. Теперь и нам можно попробовать, хотя это будет потруднее», — подумал я.

А колонна тем временем двигалась дальше, в сторону Смоленска. Осмелев, я тоже попробовал, проходя одну из деревень, повторить то, что сделал Дольников. Но не тут-то было. Конвоир заорал благим матом и бросился ко мне с суковатой березовой палкой. Я снова юркнул в колонну и стал пробираться в середину. Немцу, видно, лень было возиться со мною, и он лишь угрожающе помахал в мою сторону палкой. Зато Иван Павлович долго отчитывал меня.

— Ты что, с ума сошел? — зудел он над ухом. — Ты ведь не Дольников, за версту видно, что за птица. Тем более, на кой черт ты остригся. Ведь тебя каждый примет за переодетого солдата. Потом, я тебя, сумасшедшего, знаю. Если бы фриц ударил палкой, ты бы дал сдачи. Ну и крышка, он тебя тут же пристрелил бы. Тоже мне — «герой»! Бежать надо, да по-умному, а не так. Не спеши. Придумаем что-нибудь. Помирать я тоже не собираюсь...

Мы стали готовиться к побегу. Положение несколько изменилось: на людей, одетых в гражданскую одежду, немцы обращали меньше внимания, чем на военных. Надо было «переобмундироваться». Нам повезло: в колонне нашелся человек, согласившийся обменять на мою рваную шинель свой еще более ветхий пиджак. Сейчас я даже не представляю, как вообще эти лохмотья держались на плечах. Где-то по дороге попалась такая же истрепанная, до ужаса грязная шапка. Остальное менять было не надо.

При обыске в первый день мне удалось сохранить нож, а Ивану Павловичу — бритву. С помощью этих «орудий» мы немного «отремонтировали» свою одежду и приобрели вид, хотя и оборванцев, но вполне «цивильных».

А время явно работало не в нашу пользу. С каждым днем мы чувствовали себя все хуже и хуже.

Костры по ночам разжигать не позволяли. Каждое утро после ночевки из временного лагеря вытаскивали несколько десятков трупов.

С каждым днем зверели конвоиры. Теперь они стреляли в пленных по любому поводу. Достаточно было попытаться разжечь костер, отстать или вырваться вперед на марше, зачерпнуть котелком грязной воды из лужи, как тут же гремел выстрел.

И все же не это было страшнее всего. Ужасно было другое: молодые и сильные, мы вынуждены были покорно брести туда, куда нас гнали...

Гусев слабел на глазах. Я знал, что у него язва желудка, и не мог ничем помочь. В наших вещевых мешках, после того как их перетрясли немцы, оставалось с десяток сухарей. Мы условились съедать каждый день только по одному. И вот кончаются сухари.

Нас пригнали в какую-то деревню, где за колючей проволокой уже находилась группа товарищей по несчастью. В зону, опоясанную проволокой, попала большая колхозная рига с необмолоченным хлебом. За каких-нибудь два часа пленные обмолотили его руками, а зерно рассовали по карманам. Зажгли костры (на этот раз охрана не запрещала их жечь), наскребли снега, стали распаривать зерно в котелках. Люди немного утолили голод и начали укладываться на ночлег. Спать можно: кругом разбросана солома. Спасаясь от холода, многие забрались в ригу. Туда же направились и мы. Я собрал несколько охапок соломы и принес Ивану Павловичу. Он стал расстилать наше одеяло. Мне показалось, что соломы маловато, решил набрать еще. Вернулся и вижу: стоит Иван Павлович, растерянный, а на щеках так и ходят желваки.

— Что случилось?

— Да вот, два каких-то паразита отобрали у меня и одеяло и солому.

Ну солома — куда ни шло, черт с нею, а вот потеря одеяла — это смерть.

— Куда они пошли?

Иван Павлович показал, а сам безнадежно махнул рукой:

— Не вяжись, ну их к черту, пусть подавятся!

— Что? А ну, пошли!

Их было трое, но меня это не смутило.

— А ну, отдавай одеяло и солому, туды твою...

— Пошел прочь.

— Что? Да я тебя...

Видя, что противники не собираются отдавать одеяло, я выхватил нож. Это произвело впечатление: все трое мгновенно исчезли.

— Нахалы, — не выдержал Иван Павлович. — А ты, Андрей, молодец: не растерялся. Теперь — спать.

Позднее, будучи в партизанском отряде, мы встретились с одним из мародеров. Он остался верен себе и грабил людей уже в роли полицейского. Но об этом я расскажу дальше.

Пока мы отбивали свое добро у грабителей, кто-то занял облюбованное нами место. В ригу набилось столько народу, что, как говорится, яблоку негде было упасть. Но кое-как мы все же пристроились.

Впервые мы укладывались спать за колючей проволокой. Но зато и впервые за много дней над головой была крыша, кругом стены и под нами не грязь и снег, а солома. Вот уже по-своему и счастлив человек. Правда, «счастье» это такое, что не приведи бог. И все же, согревшись, заснули сладко. Около полуночи нас разбудили крики и стрельба: рига горела. Обезумевшие от страха пленные бросились к воротам. Образовалась пробка. Задние напирают, передние стонут. И вдруг впереди у ворот люди стали падать: гитлеровцы били по ним из автоматов. Звери! Часть пленных бросились вперед, другие стали пятиться, а фашистские изверги все стреляли и стреляли. Мы были далеко от ворот, примерно в середине риги, и народу здесь оказалось меньше.

— Скорей ложись, убьют! — крикнул Гусев.

Мы бросились наземь, кое-кто последовал нашему примеру. А через нас помчались люди. Вот-вот затопчут.

— Павлыч, ползем в другую сторону, к стене.

Доползли. Там поблизости тоже были ворота, но и по ним били проклятые фашисты. «Беда! Или убьют, или сгорим! Что делать?»

Жара