Игорь Баскин, друг Савелия, вспоминал: «У него не было никаких финансовых проблем. Он мне говорил, что у него под кроватью стояли мешки с деньгами, и никогда нельзя было сказать точно, сколько их там было. Брал по мере необходимости и откладывал по мере возможности». Тем не менее именно в этот период Савелий обращается к вере отцов, начинает регулярно посещать синагогу и увлекается гимнастикой йогов. Видимо, он потихоньку начинал тяготиться своим амплуа: большому таланту тесно в эпизоде. Одиночество стало его привычным состоянием. Шумным компаниям он предпочитал вечер дома с книжкой в руках и очень следил за своим здоровьем. Режиссерам стало известно, что актер всерьез увлекся религией, регулярно посещает синагогу. Поначалу это было расценено как очередная блажь звезды, но затем эти сомнения рассеялись. Савелий во время съемок любого уровня мог уйти со съемочной площадки, чтобы помолиться. В пятницу вечером и в субботу он, как и положено истинному иудею, не работал и прямо заявлял об этом. Кто-то из них с этими странностями Крамарова соглашался, но большинство — нет. Кружок индийской йоги, который посещал актер, находился под наблюдением. В этот же период родной дядя Савелия решил уехать в Израиль. Образ жизни и дядя, эмигрировавший в Израиль, делали Крамарова человеком с сомнительными для Советского Союза связями, что было равнозначно концу карьеры. Крамаров попал под прицел спецслужб. Циркулярные письма о нежелательном участии актера в любых театрально-концертных представлениях были разосланы в соответствующие инстанции.

Шли съемки фильма «Афоня» на селе. Артисты питались в колхозной столовой. В зал вошли несколько артистов, и вдруг Крамаров в неповторимом полуобороте с задранным носом, кося глазом и с небрежной интонацией царствующей особы, громко обратился к сосредоточенно жующим сельским жителям:

— Вставать не надо. Всем сидеть! — и великодушный жест рукой завершил короткое обращение кумира к своему народу.

Первые секунды головы простодушных деревенских жителей недоуменно переглянулись, перестав жевать, а потом всем стало весело и очень смешно, потому что никто и не собирался вставать. Мимоходом, мимолетом, одним жестом, позой, фразой Савелий дарил атмосферу праздника шутки и улыбок.

«На банкет по поводу окончания съемок «Афони» Савелий пришел с какой-то прехорошенькой девушкой. Она была немножко простенькая, как официанточка, но очень миленькая. В радостном возбуждении избранница артиста часто вертела маленькой головкой и гордо поглядывала на присутствующих, вся ее фигура от кончиков волос до кончиков пальцев выражала неподдельный восторг: знаменитые люди вокруг, она с известным артистом, а он холостой. И у них все-все будет завтра или уже даже сегодня.

Крамаров же сидел спокойный, задумчивый и вдруг мне сказал:

— Вы знаете, мне уже 37 лет, а у меня нет детей. Я стесняюсь…» — вспоминала Виктория Токарева эту сокровенную, вдруг прозвучавшую фразу.

Одна известная советская киноактриса, выступая на Совещании Комитета по кинематографии с красноречивой речью, возмущенно заявила, что кино дает широкую дорогу артистам, имеющим природные увечья, и оглупляет образ советского человека, имея в виду нашего героя. Савелия вскоре перестали выпускать за границу. В кулуарах говорили: «Как такой урод может представлять страну?!».

Актер, оставаясь на родине, фактически был выкинут из жизни: за три года, предшествующих эмиграции, у Савелия было всего 12 съемочных дней, многие друзья перестали поддерживать с ним отношения, режиссеры перестали приглашать его на новые роли. Неоднократные официальные обращения на выезд из страны не получали положительного ответа. Терпению пришел конец, и на прямой вопрос в КГБ: «Почему мне не разрешают уехать? Ведь в Израиле у меня живет единственный родной для меня человек — мой дядя» — ему ответили: «Это не мы вас не выпускаем, а ваше непосредственное начальство — Госкино». Крамаров наконец догадался, что побуждало Госкино не выпускать его из страны. Ведь он снялся более чем в сорока фильмах, составляющих золотой фонд советского кино, и в случае его эмиграции все эти картины должны были положить на полку. Абсурд, печальный абсурд воцарился в жизни короля смеха: он как бы есть, но его вроде нет.

Группа актеров и художников, которым было отказано в праве выезда из СССР в период позднего расцвета брежневского застоя, бросают дерзкий вызов власти — создают подпольный Новый московский литературно-эстрадный театр с символическим названием: «Под вопросом». Спектакль «Кто последний? Я за вами!» с элементами сатиры на государственный строй играется в обыкновенной московской квартире. В тесном помещении присутствуют обыкновенные зрители и иностранные корреспонденты. Среди талантливых и смелых «отказников» самая заметная фигура — Савва Крамаров. Звезда гротеска не решается выйти на сцену, волнуется, колеблется, он просто боится. Память прошлого неискоренима. Страх сына репрессированного живет в его душе. Коллега по театру, подруга Соня Мельникова убеждает:

— Савва, чего ты боишься?! Ты сидишь в московской хоральной синагоге на обозрении всего КГБ, Тебя все уже видели. Много раз! Никто из них не верит, что ты там читаешь тору!

— Мы будем выступать, а стены прослушиваются., - приводит слабые аргументы Крамаров.

— Савва! Стены прослушиваются, но ты же участвуешь в пантомиме! Нас всех запишут, всех, а тебя нет!

— И правда! — облегченно и обрадовано выдыхает Савелий. — Я же пантомиму играю, я буду только пантомиму, я делаю пантомиму, только пантомиму, — как заклинание повторял спасительные слова Савик.

Он вышел на сцену не раз и был великолепен. Спектакли сопровождали аншлаги, люди стояли даже на лестничных пролетах. А на подступах к дому люди в штатском проверяли паспорта у зрителей, идущих на спектакль.

Актеров «квартирного» театра одного за другим выпускали за рубеж. Савелий же по-прежнему оставался на неласковой для него Родине. На экранах шли незабываемые фильмы, зрители смеялись, любуясь искрометной игрой, но фамилии Крамаров в титрах уже не было.

Георгий Данелия позже написал в своей книге «Тостуемый пьет до дна»: «Из всех картин, где снимался Крамаров, его вырезали. Хотели вырезать и из «Мимино», из «Джентльменов удачи». Но я им написал, что они совершают идеологическую ошибку! «Посмотрите фильм внимательно! Крамарова там не пирожными кормят, а в «воронке» в исправительную колонию увозят, на пять лет». И еще напомнил, что и в «Джентльменах удачи» актер Крамаров играет бандита и отщепенца. Подействовало! Оставили все как было».

Окончательному отъезду из страны предшествовал случай в Саратове. Савелия Крамарова пригласили с гастролями в Саратовскую область. У местной филармонии «горел» план, и они очень надеялись с помощью известного комика как-то исправить положение. И они его исправили. В сборной программе, которую составил режиссер Вишневецкий, Крамарову было отведено всего лишь 20 минут, но именно они и привлекли в залы толпы людей. Зрители, что называется, «висели на люстрах» и «сидели на подоконниках». Савелий был безусловным фаворитом тех концертов, и, когда он выходил на улицы города, к нему навстречу сбегались толпы восторженных людей. Как вспоминал позднее Вишневецкий: «Первый концерт был в городе Марксе, не закрытом, а просто наглухо перекрытом. После концерта в кабинете худрука меня ждал «искусствовед в штатском». Начались расспросы о Крамарове, аяи сам толком не знал о его планах. Хотя и догадывался».