* * *

В финской бане я сподобилась побывать после Нинкиного звонка:

– В воскресенье устраиваю себе расслабуху. Сауну на два часа закупила. Двигаем вместе? Попаримся, прочистим забитые грязью поры. Аннушку прихвати. Все оплачено.

Я передала Нинкино предложение Анне. К моему удивлению, она сразу же согласилась, чем весьма меня порадовала: Королек Корольком, а хочется почесать язычок в бабьем обществе. Где-то читала, что мужчины самыми близкими людьми считают жен, а женщины – подруг. Так-то, господа-товарищи мужики!

Каюсь, в свои тридцать четыре года ни разу в сауне не была, обходилась ванной, и потому само слово «сауна» звучит для меня как нечто элитарное, интригующее, место сбора «новых русских» и кинозвезд. Действительность разочаровывает. Обшитое деревом помещение, вдоль стены деревянные полки, в углу раскаленная, обложенная камнями печь. Меня обволакивает горячий сухой пар. Не была я в пустыне Сахара, но, думаю, ощущения те же.

Потихоньку рассматриваю своих подруг.

Голая Нинка, на которой из всей одежды только войлочная шляпка, явно на героиню-любовницу не тянет. Грудки печально поникли, животик круглится воздушным шариком, ляжки, раздувшиеся, как галифе, украшают бляшки целлюлита. Личико еще горит неукротимостью и азартом, но уже не скрыть его старения.

Анна накрутила на голову полотенце. Ее усеянное морщинками лицо с аристократичным, украшенным горбинкой носом, без макияжа выглядит блеклым и немолодым. Мужского типа фигура с прямыми плечами, узким тазом и тонковатыми ногами, далеко не девичья. Большие груди тяжело висят. Невольно представляю, как это тело жадно целует Королек, лаская самые интимные места, и почему-то становится не по себе.

Возлежим на полках и мужественно потеем, задыхаясь от обступившего нас жара. «Точно три одалиски в гареме», – мелькает в моей голове. Нинка встает, плещет на каменку пиво, и парилку наполняет хлебный дух.

– А дорого бы эти поганцы-мужики дали, чтобы увидать нас голышами, – разглагольствует Нинка. – Кобели. Мне, например, смотреть на самца без одежки даже противно. Честное слово. Что в нем такого эстетичного? Грудь мохнатая, как у орангутанга, задница – два кулачка, писка болтается…

Как ни странно, интеллигентную Анну эти рассуждения не коробят, она весело хохочет, открывая ровные белые зубы.

– Глядя на нас, – заявляет сквозь смех, – вряд ли кто-то возбудится. Мы – дамы далеко не первой молодости.

– Не скажи, – возражаю я. – От тебя Королек без ума.

При этом меня едва не перекашивает. С чего бы?

– А хрен его знает, что мужиков возбуждает, – зло изрекает Нинка. – Я – нормальная баба с правильной ориентацией. Но я не понимаю, на кой ляд я должна на уши становиться, чтобы всяких козлов приманивать да ублажать. Ничего. Это раньше женщины были их игрушками. Времена меняются. Как бы мужики не стали нашими буратинами. Я лично – за матриархат. Сегодня Россия на бабах держится. Пока мужики водку жрут да воюют почем зря, мы ее, сердешную, тащим, надрываемся. Я бы лично Плакальщицу президентом поставила. А что? Умная, активная, толковая. Уж у нее-то народ бедствовать не будет, особенно старики.

– Нет, – после секундной паузы говорит Анна. – Плакальщица на роль президента не подойдет. В ее жизни есть нечто темное и грязное.

– Откуда ты взяла?.. Ах да, я и запямятовала. Мне Натка говорила, что у тебя эти… сенсорные способности. А с тобой страшно, Анка. Не понравлюсь – нашлешь чего-нибудь заразного. Захвораю беспричинно и помру… Шутка. Пойду ополоснусь, а то совсем взопрела.

Шлепая сланцами, Нинка удаляется в душевую кабинку.

– По мнению Королька, – усмехается Анна, провожая ее взглядом, – филейная часть женщины трогательна и беззащитна. Даже у злобной мегеры тыльное место выглядит безобидным, как у ребенка. И это, – Анна смеется, – и есть ее истинное лицо. Сейчас гляжу на Нинины ягодицы – действительно, что-то в этой теории есть. Нашу Ниночку никак не назовешь робкой, а попка у нее нежная и слабая. Так и хочется умиляться и жалеть…

Нинка возвращается. Болтаем, моемся и снова потеем. Потом в соседней комнатке, усевшись на упругие диванчики, жадно поглощаем жидкость, дабы восстановить водный баланс. Причем мы с Анной прихлебываем заваренный на травах чай, а Нинка потягивает немецкое пиво.

– Во мне и так энергии хоть отбавляй, – объясняет она. – Я расслабиться должна, отмякнуть, иначе взорвусь… Знаешь, Анна, чего уразуметь не могу. Королек крутой мужик. И в морду даст, и потрахаться, думаю, не дурак. А ты вся такая… интеллигентная. Другие бы давно разбежались, а у вас все путем, лютики-цветочки. Как только тебе удается? Это что… сенсорные штучки?

Улыбнувшись, подруга Королька отрицательно качает головой, и в углах ее губ прорезаются глубокие морщинки.

– Постель? – предполагает Нинка с загоревшимися глазенками.

– Н-нет… Точнее, не только она, – неохотно, точно через силу говорит Анна.

Нинка соображает, что Анне отвечать не хочется, и тотчас переводит на другое:

– А ты могла бы, как экстрасенша, напророчить мое и Наткино будущее?

Ответ Анны, пожалуй, слишком серьезен для трепотни трех парящихся баб:

– Рока, фатума – нет. Жизнь человека не запрограммирована. Его судьба прихотливо меняется, так что предсказание возможно лишь начерно. У вас, если, конечно, не произойдет ничего чрезвычайного, жизнь сложится вполне нормально. Обе выйдете замуж, родите детей…

– Точно! Маленького сатаненка!

– Твоим мужем вряд ли будет Воланд. Что касается его, то он далеко не так безобиден, как может показаться с первого взгляда. Он рассказывал тебе о своей работе?

– Упоминал. Менеджер в какой-то фирме, рекламной вроде.

– Это не так. Дело, которым он занимается, малопочтенное, может быть, даже криминальное.

Нинка сообщение Анны воспринимает с совершенным равнодушием – и тут же возвращается к интересующей ее теме:

– Почему же это мы с Воландом не поженимся?

– Случится некое событие, которое вас разлучит… А ты действительно любишь его?

– Ох, Аннушка, мне не восемнадцать, чтобы терять голову из-за мужика. Но чувство сильное.

– То, что ты испытываешь к нему, – не любовь. Это присушка, результат черной магии. Но и он весьма далек от любви, его цель вполне меркантильна. Могу научить тебя простейшим приемам снятия таких энергий. Избавишься от влияния Воланда и увидишь его со стороны.

– А ты не ошибаешься? – недоверчиво вопрошает Нинка.

– Рада бы, но… Между прочим, его разговоры о сатане – не позерство, он действительно поклоняется дьяволу.

Нинка чернеет лицом, и общее настроение нашей компании катится псу под хвост…

Потом Нинка развозит нас по домам – сначала Анну, потом меня.