Когда слухи об изуродованных телах достигли Литл-Пиджин-Крик, Эйб не мешкая отправился к реке.

Я сказал отцу, что нанялся на баржу до Нового Орлеана и вернусь через полтора месяца с двадцатью долларами заработка. Никакой работы на самом деле не было, и я понятия не имел, где добыть деньги. Просто не смог придумать другой причины, чтобы на столь длительный срок отпроситься у отца.

Несмотря на свою репутацию безупречно честного человека, Эйб легко мог и солгать ради благородной цели. Ему представилась возможность, которой он дожидался четыре долгих года. Возможность испытать свои силы. И оружие. Шанс почувствовать наслаждение, когда вампир рухнет ему под ноги; увидеть ужас в глазах чудовища.

Авраам Линкольн не был выдающимся следопытом. Многие могли похвастаться более близким знакомством с рекой Огайо. Но в Кентукки или Индиане едва ли сыскался бы человек, лучше разбиравшийся в таинственных исчезновениях и нераскрытых убийствах.

Когда я услыхал описание трупов из Джефферсонвилля, я сразу понял, что тут замешан вампир. Мне было прекрасно известно, куда он направляется. Я читал о похожем случае в сочинении Дюгре «Об истории реки Миссисипи» — то происшествие смущало умы поселенцев почти пятьдесят лет назад. В городках на берегах реки посреди ночи из собственных постелей стали пропадать дети.

Началось все в Натчезе и продолжалось до самого Дональдсонвилля. С севера на юг. Тела обнаруживали вдоль реки в совершенно разложившемся состоянии. Что еще более противоестественно, на жертвах не находили никаких повреждений, кроме мелких порезов на конечностях. Я мог биться об заклад, что, как и тот вампир, этот идет на юг по течению. Опять же, я был готов поспорить, что он плывет на лодке. И на лодке он рано или поздно непременно окажется в Эвансвилле.

Там Эйб и принялся ждать в ночь на четверг, 30 июня 1825 года, спрятавшись за кустарником на лесистых берегах Огайо.

К счастью, полная луна освещала мельчайшие детали ночного пейзажа. Легкий туман висел над поверхностью реки, капельки росы поблескивали на листьях вокруг моего укрытия, на ветке дерева можно было различить силуэты спящих птиц — а менее чем в тридцати ярдах была привязана плоскодонка. Она ничем не отличалась от маленьких барж, которые сновали вверх-вниз по реке: сорок на двенадцать футов, сооружена из грубых досок, две трети палубы занято жилым помещением. И все же уже много часов мой взгляд был прикован к этой лодке. Я был уверен, что внутри находится вампир.

Эйб несколько дней наблюдал за плоскодонками, приплывавшими в Эвансвилль. Он внимательно изучал каждого человека, сходившего на берег, выискивая характерные признаки, о которых так много читал: бледную кожу, нелюбовь к солнечному свету, боязнь распятий… Авраам даже проследил за несколькими «подозрительными» пришельцами, когда они направились по делам в город. Плодов это не принесло. В конце концов внимание охотника привлекла лодка, которая не приставала к берегу.

Я уже был готов сдаться. Солнце почти закатилось, и баржи начинали швартоваться на ночь. Тут я кое-что заметил. В темноте виднелся едва различимый силуэт плоскодонки: она проплыла вдоль берега. Странно, что лодка миновала один из самых оживленных городов в этих местах и не подошла к причалу. Еще более странно, что это произошло на ночь глядя.

Эйб бросился бегом вдоль реки, полный решимости преследовать подозрительную лодку (которой, насколько было можно разглядеть, никто не правил) так долго, как только сумеет.

Проливные дожди ускорили течение, и мне с трудом удавалось не отставать. Лодка ускользала от меня, и когда она скрылась за речной излучиной, я испугался, что насовсем потеряю ее из виду.

Однако через полчаса изнуряющего бега Эйб нагнал плоскодонку. Она оказалась привязана к небольшому причалу, который вел к тому же самому берегу в нескольких милях от города. Авраам устроился поодаль и приготовился бодрствовать всю ночь. Проходили часы, но Эйб, невзирая на голод и усталость, не покидал своего укрытия. Он обещал себе не сводить с лодки глаз.

Я так долго не шевелился, ожидая, пока солнце скроется за горизонтом, что начал опасаться, как бы ноги не подвели меня, когда придет время действовать. Но я не решался нанести удар, пока не разгляжу противника, пока не увижу, как это существо покажется из своего логова. Я опустил взгляд на топор в своих руках, чтобы убедиться, что он никуда не делся. Я предвкушал, как лезвие вонзится в его тело, и вздрагивал от нетерпения. Мне хотелось видеть страх на его лице, когда остатки его сущности будут покидать наш мир.

На севере послышался слабый шорох листвы и треск хвороста. Кто-то приближался, шел по лесу вдоль берега. Эйб постарался дышать ровнее и правой рукой ощупал рукоять топора. Он уже воображал себе звук, с которым оружие разрубит кожу, и кости, и легкие.

Все эти часы я ожидал появления чудовища. Мне не приходило в голову, что вампир мог уже бодрствовать. Не важно. Я вскинул топор и приготовился взглянуть на противника.

«Он» оказался невысокой женщиной в черном платье и чепце. Очертания ее тела подсказывали, что она стара, однако она с легкостью шагала по неровному берегу.

У меня и в мыслях не было, что вампир может оказаться женщиной, к тому же пожилой. Я тотчас же ясно осознал безумие происходящего. Какие у меня доказательства? Какие доказательства, кроме подозрения, что в этой лодке затаился вампир? Неужели я собирался просто-напросто прикончить ее хозяина, кто бы им ни был, и надеяться, что не ошибся? Готов ли я убить старуху, не имея твердой уверенности в своей правоте?

Эйбу не пришлось долго мучиться сомнениями. Когда женщина приблизилась, он разглядел у нее на руках ношу. Что-то белело в темноте.

Ребенок.

Я смотрел, как она несла его по лесу прямо к лодке. Мальчик был не старше пяти, одет в белую ночную сорочку. Ноги и руки свисали вниз. На воротничке я различил кровь. И на рукавах. Я не мог нанести удар с такого расстояния, так как опасался промахнуться и случайно задеть ребенка (если он был еще жив).

Эйб наблюдал, как вампирша приблизилась к лодке и двинулась было вверх по небольшим сходням, но вдруг замерла на полпути.

Ее тело напряглось. Она принюхалась, как это делают животные, почуяв опасность. Вампирша посмотрела в темноту на противоположный берег, а потом повернулась в мою сторону.

Эйб застыл. Он не дышал. Не шевелился. Убедившись, что все благополучно, старуха поднялась в лодку.

Мне сделалось дурно. Я злился не на вампиршу, но на себя самого. Как я могу ничего не предпринимать и обрекать ребенка на гибель? Почему я позволил какому-то страху, столь же незначительному, как и моя жизнь, удержать меня от верных действий? Нет! Нет, лучше я умру от ее руки, чем от позора! Я поднялся из укрытия и ринулся к реке. Прямо к плоскодонке. Старуха немедленно услыхала мои шаги, круто обернулась и отшвырнула мальчика на палубу. Вот! Вот он, мой шанс! Я вскинул топор, метнул его и проследил за полетом. Вопреки ожиданиям женщина оказалась довольно проворной: она уклонилась от удара, и топор скрылся на дне Огайо. Я рвался вперед, убежденный, что сила и выносливость все же позволят мне победить. Собственно, других вариантов у меня не было. В карманах плаща я нащупал ножи. Вампирша поджидала меня, растопырив когтистые пальцы. Черные глаза, черный чепец. Я взлетел по сходням, прыгнул на нее, но она легко отбросила меня, как лошадь отгоняет муху. Удар вышиб воздух у меня из легких, когда я грянулся на палубу. Я перекатился на спину. Все тело болело, но я выставил ножи перед собой, чтобы удержать старуху на расстоянии. И тут она ухватила ножи прямо за лезвия и выдернула их у меня из ладоней. Теперь мне осталось только защищаться голыми руками. Я вскочил на ноги и бросился на чудовище, бешено молотя кулаками. С тем же успехом я мог бы гоняться за ней с завязанными глазами. Она с легкостью уходила от ударов. Грудь пронзила боль, и я чуть не рухнул вниз, прямо на спящего мальчика.