немного по мелочи. Папку вернете — это все казенное добро.

— Благодарствую. — следователь спрятал документы в саквояж. — Но, как я понимаю, вы вытащили меня сюда вовсе не пощелкать стены вашей замечательной машинкой?

— Верно, — кивнул Флафф. — Здесь самое тихое и безопасное место поблизости. Но я все равно попрошу вас наколдовать «заглушку» — так будет надежнее.

— А сами?

— Не умею. — Флафф виновато развел руками. — Когда-то жалел, что судьбой не выпало колдовать, теперь плюнул — не мое это. На учете в Инквизиции, на учете в Комиссии по контролю, на учете в ДДД, копия документов в Ордене Строгого Призрения — да ну его к черту, в самом деле… Колдуйте, Фигаро, быстрее, а то ноги уже мерзнут.

Следователь тяжело вздохнул. «Заглушка» — не пропускающий звуки барьер — была очень простым колдовством. Совсем-совсем простым, но для нее требовалось учитывать базовый астро-вектор, а Фигаро с утра поленился заглянуть в «Календарь положений Небесных Светил и их астральных влияний». Немного подумав, он решил махнуть рукой на компенсирующие поправки и учесть в заклятье только влияние Луны и Солнца, а еще через полминуты в очередной раз вспомнил, почему так делать не следует.

— Однако. — произнес Флафф с интересом наблюдая как Фигаро пытается потушить в сугробе горящий ботинок. — Юпитер в шестом Доме, Сатурн в пяти градусах от вершины Треугольника Мерлина.

— Спасибо, — простонал следователь, проговаривая формулу заново. — О, работает… А зачем вы следите за звездным календарем?

— Да потому что в моем «Пентаграмме» кассеты ведь не японские, а наши, самодельные! А алхимики у нас сами знаете какие жмоты. Вот и суют в фотокассеты вместо дорогого серебра дешевые заклятья. Оно-то, конечно, не так чтоб и совсем плохо, но приходится учитывать при съемке всю эту колдовскую ерунду.

— …фу-у-ух, потухло, кажется… Это понятно, но вы сразу поняли почему у меня не получилось заклятье и мне интересно как именно? У вас специальное образование?

— А вас это удивляет? — брови Флаффа дернулись. — Фигаро, вы вообще знаете, что более половины всех открытий в классической метафизике сделали люди без капли колдовских способностей?

— Знаю, конечно. Но в последние годы факультет Теоретического Колдовства и Высшей Метафизики для не-колдунов почти пуст. На кафедрах — шаром кати.

— Идиоты… — поморщился Флафф. — Клинические идиоты…

— Почему вы так думаете?

— Долго объяснять. Но если вкратце: мы бы никогда не построили пароход и дирижабль, если бы оставили право летать за птицами, а право плавать — за рыбами.

— Вы хотели мне что-то рассказать, — напомнил Фигаро.

— Верно… — Флафф, прищурившись, посмотрел на заходящее солнце, последние искры которого догорали на башне городской ратуши. — Скажите честно: вы думаете что кража чертежей и убийства — дело рук шпиона конкурирующей мануфактуры?

— Я пока ничего не думаю. — Следователь пожал плечами. — И даже не считаю случаи гибели людей на фабрике убийствами, во всяком случае, пока… Хотя, признаться, все больше склоняюсь к этой версии.

— Вот как… — Флафф сжал губы. — Хорошо… А если я скажу вам, что это были именно убийства? Причем не просто убийства, а ритуальные убийства?

— Что?.. — Фигаро поперхнулся. — Вы хотите сказать, что здесь действует… эм-м-м… секта?

— Вот именно.

— В наш просвещенный век?!

— Да.

— Почему вы так считаете?

Флафф замер и некоторое время молча кусал губы. Затем осторожно спросил:

— А вы, когда гуляли по фабрике, не заметили ничего подозрительного? Совсем ничего?

Теперь задумался следователь. Фигаро немного помолчал, потер свой нос-картофелину, потом почесал затылок (видимо, эти манипуляции как-то способствовали мыслительному процессу), а затем вкратце рассказал о алтаре для домовых.

Флафф выслушал очень внимательно и не перебивая.

— Да, — кивнул он, — я такие видел. Но это даже не десятая часть того, что я видел еще. На этой фабрике творится нечто странное… Впрочем, смотрите сами.

Он сунул руку во внутренний карман и достал стопку белых квадратиков с зубчатым обрезом по левому краю. Фотографии.

Некоторое время в маленьком парке стояла абсолютная, соборная тишина. Флафф молча курил, а Фигаро рассматривал фотографии сняв перчатки и поглаживая пальцами глянцевую поверхность.

Все фотографии были одного типа: квадратные, размером чуть больше ладони. «Слепая» сторона снимков представляла собой обычную картонку с выдавленными игольчатым валиком-маркером цифрами «000-101-10» — метка фотомашины. Зато лицевая…

Фигаро впервые в жизни видел цветные фотографии, хотя и знал, что они бывают. Он подумал, что поднимать такой шум вокруг «гениального изобретения — цветной фотопечати» было, как минимум, глупо: цвета не отличались насыщенностью и, скорее, угадывались по слабому намеку на самих себя: голубая тень неба, едва заметная рыжинка кирпича, намек на красноту надписи запрещающего знака. Зато то, что было на этих фотографиях…

Первые два снимка, впрочем, не представляли особого интереса: на них были запечатлены фабричные рабочие. Вот трое работяг в серых комбинезонах курят возле шлагбаума проходной, а вот толпа людей выходит из ворот — конец дневной смены, судя по длинным теням на земле и плохому освещению.

Третий снимок был куда занимательней: трое рабочих стоят возле агрегата, похожего на непомерно разросшуюся паровозную трубу, оплетенную сложными змеевиками с манометрами. Один из рабочих, с нашивками младшего технолога на робе, высоко поднял руки, словно делая Упражнение Номер Три из «Наставлений к утренней зарядке и самостоятельному закаливанию», двое других занимались чем-то непонятным (фотографировали их со спины и рук почти не было видно), а на боку трубообразного агрегата ярко сиял…Фигаро сразу узнал этот символ-«солнышко» — он видел такой совсем недавно.

На четвертом снимке был подвесной мостик — следователь даже успел пройтись по такому — переброшенный от гигантского пресса к ремонтной платформе (Туск рассказывал про эти платформы довольно много и Фигаро помнил, что они крепятся к потолочным рельсам и способны перемещаться, практически в любую часть цеха). На мостике стояли четверо фигур в темных балахонах (ниспадающие капюшоны полностью закрывали лица), державшие в руках длинные свечи. В тусклом свете ночного освещения свечи казались черными. А может и не казались.

Последний, пятый снимок заставил следователя вздрогнуть — уж слишком он напоминал миниатюру Босха: большое круглое помещение с квадратным полом, пятиугольная жаровня в центре и извивающиеся фигуры вокруг. Именно «фигуры» — из-за резких движений тела и руки получились смазанными, а резко контрастирующее с темнотой стен пламя напоминало факел адского огня, извергаемый Лавовым Гелионом которого окончательно достала бригада колдунов-элементалистов.

Однако самым странным и жутким объектом на снимке был тонкий светлый вихрь над жаровней: словно тысячи светлячков поднимались к потолку, сплетая филигранные световые узоры. Сонм белых точек то ли поднимался по спирали к потолку, то ли наоборот, спускался в огонь, но выглядело это