В 2019 г., инвестировав более четверти триллиона долларов, Австралия потеснила Катар с первого места в списке крупнейших поставщиков СПГ. Но Катар не собирался оставаться на втором месте. Он снял собственноручно установленные ограничения и объявил о планах увеличения производства СПГ, чтобы вернуть себе первое место.

Однако в феврале 2016 г. в международной конкуренции на рынке СПГ началась новая эра. Соединенные Штаты вернулись на рынок в качестве продавца впервые за более чем половину столетия. В строительство терминала Сабина Пасс компании Cheniere были вложены в общей сложности 20 млрд долл., и наконец первая партия произведенного там СПГ была отправлена в Бразилию. А затем с точностью часового механизма каждые несколько дней танкеры в три сотни метров длиной начали отваливать от причала терминала Сабина Пасс, отправляясь к покупателям, разбросанным по всему миру. Поставщики и потребители природного газа в Азии, Европе, Африке, Австралии, Латинской и Северной Америке образовали глобальную сеть.

Из-за задержек с прохождением заявок Freeport и Sempra Cameron не могли начать экспорт СПГ до 2019 г. В США идет строительство еще нескольких терминалов. Все вместе они выведут Соединенные Штаты на одно из мест в «большой тройке» экспортеров СПГ вместе с Катаром и Австралией.

С приходом к власти администрации Дональда Трампа СПГ превратился одновременно в инструмент и оружие в конфликтах по вопросам торговли. Эта администрация – и лично Дональд Трамп – была одержима борьбой с дефицитом торгового баланса с отдельными государствами. Ни с одной страной у США отрицательный торговый баланс не достигал такого угрожающего размера, как с Китаем. Администрация ухватилась за экспорт американских энергоносителей (в частности, СПГ) как за средство сокращения дефицита торгового баланса. В принципе, этот шаг не сильно отличался от действий предыдущих администраций, продвигавших продажи реактивных самолетов компании Boeing или соевых бобов.

Однако необычным в данном случае было то, что лично Дональд Трамп превратился в самого высокопоставленного американского продавца сжиженного газа. Когда премьер-министр Индии Нарендра Моди был с визитом в Вашингтоне, Трамп сказал ему, что с нетерпением ждет «возможности экспортировать больше американских энергоносителей в вашу страну», включая «большие долгосрочные контракты на покупку американского природного газа, переговоры по которым идут прямо сейчас». «Пытаюсь немного поднять цену», – тут же пошутил он.

Это было в понедельник. В пятницу на той же неделе Трамп принимал в Вашингтоне президента Южной Кореи Мун Чжэ Ина. Южная Корея была еще одной страной, чье положительное сальдо в торговле с США раздражало Трампа. Предполагалось, что основной темой встречи будет ядерная угроза со стороны Северной Кореи. Но президент не стал тратить время даром и сразу перешел к вопросу перестройки торговых отношений между США и Южной Кореей, «очень несправедливых для Соединенных Штатов», как назвал их американский президент. «У Соединенных Штатов отрицательное сальдо с очень многими странами, – сказал Трамп. – Мы начнем переговоры с Кореей прямо сейчас». На самом деле послание уже дошло до адресата. Пятью днями ранее Южная Корея, вторая в мире по закупкам СПГ, подписала 20-летний контракт на покупку американского сжиженного газа, обязуясь выплачивать за него более полумиллиарда долларов в год[34].

Возможно, эти иностранные лидеры были слегка смущены замечаниями Трампа, потому что само американское правительство не занималось переговорами по поставкам СПГ. Тем не менее посыл был понятен: их правительствам надлежит подталкивать компании своих стран заключать контракты на покупку СПГ в США.

Однако позиция администрации Трампа по СПГ вызвала некоторое замешательство. «В течение многих лет мы убеждаем русских и китайцев не рассматривать торговлю энергоносителями как инструмент политики, – сказал генеральный директор одной из крупнейших нефтяных компаний, – но сейчас американский президент делает именно это, и русские с китайцами могут сказать нам: “А мы вам говорили!”»[35]

Природный газ идет на экспорт не только в сжиженной форме. В 2020 г. объем американского экспорта природного газа в обычном состоянии в Мексику по трубопроводам превышает объем всего поставленного на экспорт СПГ. Соединенные Штаты поставляют 60 % всего закупаемого Мексикой газа, а также 65 % бензина, что вызвано разрухой в мексиканской нефтехимической отрасли. Таким образом, формируется новая карта североамериканской интеграции в области энергетики.

Со времени национализации мексиканского нефтехимического сектора в 1938 г. эта отрасль – монополия государства. Государственная нефтедобывающая компания Pemex отвечала за все – от бурения до бензозаправочных станций. Мексика была одним из крупнейших в мире производителей нефти, доходы от ее добычи давали от 30 до 40 % бюджета страны. Однако сама отрасль находилась в упадке, и это негативно сказывалось на результатах. Ощущалась нехватка современных технологий, резко упали инвестиции, на отрасль давил непомерный долг, ей мешали бюрократизм, коррупция и железная хватка всесильных профсоюзов. Без проведения кардинальных реформ и открытия миру падение нефтяной промышленности не могло не усиливаться.

Мексика просто не могла найти необходимые инвестиции. В то же время страна превратилась в один из крупнейших в мире центров производства, ориентированного на экспорт. Компания Nissan объявила, что будет производить в Мексике больше автомобилей, чем в Японии. К 2018 г. Мексика заняла седьмое место в мире по выпуску автомобилей и стала четвертым крупнейшим экспортером после Германии, Японии и Южной Кореи. Мексиканский экспорт в США вырос от 136 млрд долл. в 2000 г. до 346 млрд в 2018-м. Однако высокие затраты и ненадежные поставки помешали Мексике стать конкурентоспособным игроком в мировой экономике, подрывая ее экономический рост, и не позволяли создавать новые рабочие места. Построенные в американском секторе Мексиканского залива нефтяные платформы позволяли добывать значительное количество нефти. В соседнем мексиканском секторе в сходных геологических условиях не добывалось ничего. У Pemex не было ни денег, ни технологий для того, чтобы решиться начать работы на глубоководных участках или добывать нефть на пригодном для этого мелководье.

Сланцевый нефтегазоносный пласт Игл Форд заходит на территорию Мексики. Но у страны не было возможностей проводить разведку, не говоря уже о том, чтобы начать добычу сланцевого газа. Но скорость и масштаб сланцевой революции в Соединенных Штатах подтвердили срочность разработки мексиканских ресурсов[36].

Институционно-революционная партия (ИРП) доминировала в мексиканской политике большую часть XX в. Национализацию мексиканской промышленности в 1938 г. провел президент, представлявший ИРП. Вырабатывать консенсус по вопросу реформы нефтяной промышленности Мексики довелось также президенту – представителю ИРП. Это был Энрике Пенья Нето. Принятая в декабре 2013 г. поправка к конституции подтвердила суверенитет Мексики над ее недрами, но позволила мексиканским и иностранным компаниям вести их разработку. Были приняты соответствующие законы, в соответствии с которыми Мексика получила возможность проводить тендеры в нефтяном и газовом секторах и создавать конкурентный рынок электроэнергии. Монополия Pemex закончилась. Рынок энергоресурсов отныне стал конкурентным.