выдавали – по халату скрябали. Оно и не шутка. Всю власть в улусе тогда она под себя забрала. Как весть дошла, что Тохта умер, она сразу судьбу за загривок схватила. Никто ведь той смерти не ждал, хан был молод и здоров. В наследники себе он метил внука Ильбасмыша, совсем еще неразумного отрока. Вот Баялунь и объявила всем волю хана. Расчет был прост, как сухая лепешка: пока подрастает наследник, править от его имени станет она. На правах старшей из вдов Тохты. Дело не сказать чтобы совсем небывалое. Все знают, что после смерти Сартака, Батыева сына, все дела в Орде забрала его жена Баракчина.

Наиб снова замолчал. Он сидел не шевелясь, потом встряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и усмехнулся:

– Только одной воли хана мало оказалось. Нужно было курултай собирать по степному обычаю. Выборы проводить, хана на белом войлоке поднимать. А у Тохты еще был сын. Взрослый уже. Тук-Буга. Ему Тохта отдал бывший улус Ногая. Сила! Несколько туменов. Ногаевы темники вкруг него сразу встали. Вспомнили старое время, когда Ногай ханов в Орде по одному своему слову ставил и менял. Кутлуг-Тимур, кунграт, со своим родом тоже на их сторону пошел. Решили Тук-Бугу ханом выбирать.

Я в ту самую пору из Сарая был отослан. В Крыму как раз сидели послы от египетского султана. К Тохте ехали, а тут такая незадача. Вот нас и послали им голову дурить – хану, дескать, неможется. Так и держали их в неведении. А то пойдет слух, что в державе нестроение, как раз беду накличешь. К тому времени, когда я вернулся, все уже в степь уехали. На курултай. Оттуда Кутлуг-Тимур уже не вернулся. Сгинул без следа. Я думал, он погиб – тогда много царевичей и эмиров голову сложили. А ханом стал царевич Узбек, племянник Тохты.

– Нам Бадр-ад Дин в медресе рассказывал, что Узбека убить хотели за то, что он в ислам обратился. По наущению лам и волшебников. За это он и казнил их как изменников.

– Сейчас, когда двадцать лет прошло, всякое можно говорить, во всякое верится. Сейчас он султан Мухаммед, защитник веры. А в те времена до веры никому дела не было. Тогда нам сказали, что Узбека хотели убить за то, что он не давал похитить царство Тохты тем, кто нарушил волю покойного хана. Тохта ведь при жизни наследником своим объявил старшего сына Ильбасара. А тот возьми да и помри на два года раньше отца. Я тогда от всех этих дворцовых дел далек был, но на базаре ведь всякое болтают. И не всегда попусту. Поговаривали, что эта самая Баялунь была женой Ильбасара и к Тохте попала только после смерти мужа. Про нее много чего болтали. Доподлинно известно только, что была она когда-то женой Тогрылчи – отца Узбека. А вот что делала после его смерти? По закону должна была перейти к Тохте, брату покойного мужа. Но сразу ли она к нему попала? Слухи ходили, что у Ногая была. Опять же Ильбасар. Вроде и Ильбасмыш ее сын. Видишь, как все ладно складывается?

– С этим Ильбасмышем что стало?

– Пропал. Сгинул, словно и не было никогда. Ни разу никто нигде о нем слова не молвил. Убили, скорее всего. Чтобы не мешал. Затоптали, как зайчонка в загонной охоте. Тогда ведь курултаем все не кончилось. Слишком уж нежданно вышло. Сила-то была на стороне Тук-Буги. Собирались его только утвердить на курултае, ждали, пока все соберутся. Узбек ехал с границы, от Кавказа, он там войском командовал. Пока добирался, кое-кому и пришла в голову мысль: «А чем не хан?» Царевич Золотого рода, внук Менгу-Тимура. Тохте племянник родной. Знаешь, как бывает? Может статься, его-то и не спрашивали. Как говорится, «без меня меня женили». Двинула чья-то могущественная рука, как пешку в ферзи, на шахматной доске жизни. Зря, что ли, сам Узбек потом лет десять прятался за лесами в Мохши? Умный человек. Понимал: что случилось один раз – может случиться и во второй. Как видишь, не зря боялся. Долго расходятся круги на воде жизни. Двадцать лет прошло – и вдруг объявляется эта дочка Кутлуг-Тимура. Не сама появляется. Кто-то зачем-то ее нашел и привез сюда. Снова двигает невидимый игрок фигуры на вечной доске жизни. И снова хочет провести пешку в ферзи. Ох, не к добру это! – Злат неожиданно рассмеялся и хлопнул ладонью о скамью. – Скоро Бахрам сюда придет. Он пошел проследить, куда тот человек с корабля направился. Хочешь, угадаю, что он скажет? Сразу догадался, как про эту чертову свиную ногу услышал.

– К эн-Номану? – робко предположил Илгизар.

Наиб от разочарования даже крякнул:

– Выходит, не я один такой умный…

Почтенный шейх Ала-эд Дин эн-Номан ибн Даулетшах жил на покое в окружении преданных мюридов на окраине Благословенного Сарая. Некогда лекарь хана Тохты, а затем и наставник самого правоверного султана Мухаммеда, в миру Узбека, теперь, обремененный летами, он почти совсем отошел от дел. Однако из своего молитвенного уединения, как старый филин, зорко следил за всем, что происходило в столице и в ханской ставке. Сам Узбек его очень уважал и к его мнению прислушивался. В бытность свою в столице каждую неделю непременно навещал, выражая при этом крайние послушание и смирение.

Илгизар познакомился с почтенным старцем, когда в начале лета тот приглашал их с наибом к себе. Как раз по делу о той самой копченой ноге. Шейх еще дал тогда юноше для переписки трактат Омара Хайяма «Слово о пользе вина». О котором Злат тут же и вспомнил:

– Ты эн-Номану рукопись его вернул?

– Давно уже собираюсь. Два месяца, как переписал. Да все робею.

Злат только усмехнулся. Илгизар зарабатывал переписчиком на базаре, и обладание редкой рукописью неизменно вызывало уважение заказчиков и собратьев по ремеслу. Любой нормальный писец постарался бы продержать ее у себя как можно дольше.

– Ему, поди, уже доложили, что тот, за кем он следил, исчез накануне таинственным образом из запертой изнутри комнаты. Думаю, для старого хрыча такие загадки не в диковинку.

– Ты же рассказывал, что двадцать лет назад он помог Узбеку взойти на царство.

– Было дело. Только к убийству Тук-Буги он вряд ли причастен. Зарубил того Исатай. Тот, что теперь в Синей Орде эмиром. А он больше с генуэзцами водился. Он был в роду киятов старшим. Знатный род. Из него сам отец Чингисхана вышел. Как ни поворачивай, а по старшинству кияты даже выше Золотого рода. В улус себе получили еще