как желваки играют под натянутой кожей, а перед глазами Сашка стоит. Неужели я была такой же слепой?

– Всё нормально, – шлёт он понимающую улыбку родителям. – Комар присосался.

Это он меня сейчас комаром назвал?!

– Ну да, как я сразу не догадалась – декабрь, самый сезон...

– Показать? – получаю в ответ вызывающий прищур.

– Покажи.

Давай, Казанова, раскрой глаза Лизке. Она-то, в отличие от родителей, точно знает, что никакого отношения к следам на твоей шее не имеет.

– Ну, если это так принципиально...

– Матвей, не нужно, – вскидывается мать, всеми силами пытаясь замять конфуз.

– Это уже ни в какие ворота, Вера, – с укором бормочет отец, принимая чей-то звонок.

Лиза сверлит меня непонимающим сердитым взглядом.

А у меня внутри всё замирает, потому что мою щиколотку под столом недвусмысленно поглаживает чужая нога. Я готова сгореть, чувствуя, как предательски твердеют соски под тонким свитером, в то время как лицо Матвея остаётся непроницаемо отстранённым, только уголок губ дёргается в ироничной ухмылке.

– Матвей, пока наш глава семьи занят, может вы предложите тост?

– Я не умею красиво говорить, но у вас настолько замечательные дочери, что красноречие так и рвётся в бой, – невинно улыбается он польщённой маме, явно подразумевая совсем не тот бой и не то красноречие. В груди всё клокочет от унижения и ярости, а тело помнит, отзывается на каждое прикосновение. Лёгкий нажим над большим пальцем и медленное скольжение вверх по капрону колготок до сведенных вместе коленей. Ещё один нажим чуть разводит мои ноги, выбивая сердце из привычного ритма. Нахмурившись, вжимаюсь поясницей в спинку стула, пытаясь избавиться от дерзкого поползновения в сторону безнадёжно намокшего нижнего белья. Не хочу, чтобы Лихо тешил самолюбие за мой счёт, но он вдруг повышает тон, виртуозно швыряя меня с небес на землю. – Пусть с Верой всегда прибудет вера: в лучшее, а главное в людей, а рядом с Лизкой уже есть я. И я сделаю всё, чтобы так оставалось и дальше.

Глава 16

В гробу я видала такие встречи

Второй бокал точно был лишним, поэтому третий, я без колебаний опрокидываю одним махом. Лихо усмехается уже внаглую, всецело довольный произведённым эффектом. Лучше бы вообще не смотрел. От пронзительно-дерзкого взгляда я пьянею ещё больше и понимаю, что приятное томление в теле понемногу возводит мою ярость в ранг помутнения. Это порождает встречную вольность – теперь уже моя нога совершает невидимое для остальных путешествие к ширинке его брюк.

А мальчик-то готов...

На раздражающе расслабленном лице не проскакивает ни одной лишней эмоции. Беспокойные пальцы также поглаживают Лизкино плечо, а в чёрных щёлочках глаз не прочесть ни одной мысли, и только мимолётное скольжение языка по пересохшим губам выдаёт истинное положение дел. Его невольный отклик неожиданно выуживает забитую на самое дно потребность вернуться в пропахшие сыростью стены общежития, где я впервые в жизни почувствовала себя единственной. Пусть всего пару молчаливых часов, но во мне никогда и никто так не растворялся.

И не жалею ведь, как бы эгоистично не звучало. Ни секунды не жалею, просто растерялась. Не по мне эта потеря контроля, даже без Лизки как-то всё слишком: взгляды голодные, наглость бесючая – никаких норм, одни голые инстинкты. Спасать нужно сестру, и себя заодно, чем скорее, тем лучше. Пока не стало слишком поздно.

Мрачно улыбаясь, с садистским усердием режу свой стейк, беспощадно усиливая нажим стопы на главный предмет его гордости. Ёрзает едва заметно. Больно? Так пусть валит гордиться им в другое место, нам проблемы не нужны.

– Верочка, как там наш пирог?!

Пожимаю плечами, не отрывая убийственного взгляда от воркующей парочки. Какой ещё к чёрту пирог, мама?..

Не знаю, конкретно какой реакции я хотела от Лиха, ведь мгновенно испариться он может разве что прыжком в окно, но глядя на его непринуждённое до неприличия интимное перешёптывание с Лизкой, наконец убеждаюсь, как глупо ждать немедленной капитуляции.

Выходцы криминальной окраины не видят разницы между такими понятиями как "принять" и "отнять". Они заточены исключительно отбирать, неважно как, что и у кого. Отбивать сестру и самоуважение, видимо, придётся аналогичными методами.

Резко убрав ногу, с возмущением отмечаю проскочившую по его губам ухмылку. Смейся, смейся, победитель.

Последующие четверть часа с прилежностью выдрессированного пёсика помогаю матери реанимировать подгоревший десерт, убираю со стола, и всячески игнорирую снующего по квартире Матвея, которому Лиза для отвода родительских глаз устроила здесь подробную экскурсию. Хоть бы платье на ней как следует одёргивал, бесстыдник, после знакомства с очередной комнатой.

Мать, конечно всё прекрасно замечает, но на мою попытку вставить свои пять копеек, словно невзначай напоминает, что в возрасте Лизы у меня уже давно был молодой человек. Сравнила, вечно краснеющего девственника-рифмоплёта и этот ходячий тестостерон! Матвею до Денискиного благородства далеко, а я... Я до сих пор жалею, что пару лет назад выбрала более решительного Сашу. Зато приобрела надёжного друга в лице Дениса, пусть он и далеко теперь.

Фирменный пирог остался почти нетронутым. Я цежу четвёртый бокал вина, глядя как Лизка с мечтательной непосредственностью примеряет на палец колечко из фольги. Смотрю, и колотит всю от неотвязной мысли, что сестра повторяет мою ошибку.

Матвей всё чаще выходит курить, какой-то весь дёрганый, будто сел задницей на кактус. В который раз проводив его взглядом до двери гостиной, прихожу к злорадному выводу, что наш самоуверенный Лихо не по плечу взвалил себе две ноши разом, другими словами – перевозбудился. Вот и отлично, пора и честь знать. Самое время на выход.

– Спасибо за гостеприимство, – заглядывает он в комнату и как-то фальшиво улыбается мгновенно сникнувшей Лизке. – Пойду я, дела ждут.

Ага, видела я твои дела, беспредельщик.

Но, проводив его спину мрачным взглядом, морщусь от раздирающих грудь противоречий и в последний момент перехватываю Матвея в прихожей.

– Вера? – Лихо смотрит на мои пальцы, намертво вцепившиеся в капюшон своей куртки, едва ли не с большим недоумением, чем вышедшие проводить гостя Лиза и родители. Прикрываю на секунду глаза, оглушённая внутренним спором:

Господи, что я опять творю? Нельзя так с человеком...

А с Лизой, значит, можно?!

Пусть идёт, так будет правильнее.

Чёрта с два!

– Там пирог остался. Я заверну, если не мать, хоть брата угостишь.

– Не нужно, – Лихо смотрит задумчиво так, словно видит впервые. Словно нет кроме нас ни родных, никого. – Ромке тоже нельзя, у брата