– Проклятье. Ты сдурела?

Сюзи поцеловала женщину в макушку, застыв на мгновение с закрытыми глазами. Ветер и тьма. Они задержались прибрать толстяка за компьютером. И большого черного пса. Забрали одинокую старуху на постели в полутемной комнате. В миг, когда та испустила дух, в коридоре пробили часы. Свист ветра, ворох листвы. Они очутились в Индии, на углу жужжащей улицы Мумбаи, запруженной телегами и осликами. Мимо брела корова. Одна из многочисленных священных коров города. Она стала пересекать улицу, и движение замерло. Животное могло быть чьей-то бабушкой.

Сюзи тронула Майло за руку.

– Идем.

– За коровой?

– Хочешь узреть совершенство?

Он кивнул.

Корова направилась через рыночную площадь, мимо брамина с гирляндой магнолий на шее. Майло мог бы поклясться, что корова ему кивнула.

Они стали свидетелями весьма необычного и разумного коровьего поведения. Корова плелась мимо прилавков и, улучив момент, когда продавец отвлекся на очередного покупателя, вытянула шею и потрусила дальше с мясницким ножом в мясистых слюнявых губах.

Миновав площадь, они углубились в район, где дома уступили место лачугам, а под ногами, взамен тротуара, хлюпало грязное месиво. Одна из бесчисленных трущоб Мумбаи. Почва здесь состояла из утоптанных отбросов, жители ютились в убогих хижинах среди мусорных куч. Пропитанный вонью фекалий вперемешку с кислым молоком воздух гудел от полчищ насекомых. За коровой увязалась компания танцующих детей.

Корова остановилась у хижины, целиком слепленной из картонных коробок, и просунула голову внутрь. Майло и Сюзи попытались заглянуть поверх ее спины. Едва глаза привыкли к сумраку, Майло охнул и отпрянул.

– Что с ними? – спросил он.

– Голодают, – ответила Сюзи.

– Голодают многие. Тут что-то еще.

– Они слишком больны, чтобы искать работу или даже просить милостыню. Без еды вскоре помрут.

Сюзи протиснулась вслед за коровой в хижину. За ней Майло. Обитатели – семейная пара, старуха и четверо ребятишек – были явно поражены появлением животного. Но сил на приветствие либо протест уже не оставалось. Кожа как на барабане обтягивала их торчащие кости. Головы напоминали черепа. Старухе корова пригрезилась инкарнацией смерти, пришедшей, наконец, по их горемычные души.

– Навряд ли, – усомнился мужчина. – С чего нам такая удача?

Корова опустила голову, уронив нож на землю, и произнесла:

– Прошу, ешьте меня.

– Ух ты, – прошептал Майло.

Прочие разразились возгласами изумления и благодарности. Любезность коровы простерлась настолько, что она кивнула в ответ на благодарность главы семейства. Сюзи протянула руку и притронулась к коровьему лбу. Спасительница упала замертво.

Прежде чем приступить к разделке, семейство стало молиться.

– Сюзи, – с трудом выдохнул Майло.

– Э?

– Что это было?

– Ты увидел душу, достигшую совершенства.

– Пожертвовав жизнью?

– Не только.

На полу перед ними началась разделка. Сперва медленно. С должным уважением.

– Корова не просто корова. Ей довелось быть множеством созданий, в том числе прославленной бодхисатвой по имени Айшварья. Она пожертвовала себя этому семейству, в полной мере осознавая, что ее плоть поможет им выжить. Без тени страха или тщеславия.

Между ними явилась молодая женщина с чарующим взором, с удовольствием наблюдающая за процессом семейного пиршества. Они с Сюзи кивнули друг другу. И женщина растворилась.

Майло потер подбородок.

– Я смог бы принести себя в жертву, – сказал он. – Скорее всего.

Сюзи кивнула.

– У тебя много общего с этим воплощением души. По-своему ты так же внимателен к людям. Оттого и оказался здесь.

На полу перед ними началась кровавая вакханалия. Старуха особенно усердствовала, разрывая хрящи голыми руками.

– Нам пора, – сказала Сюзи.

Ветер и тьма. Они были на берегу реки в Загробном мире, посреди огромной толпы. Ярко одетые участники сборища размахивали желтыми шелковыми знаменами. Небо заполоняли дирижабли и воздушные шары. Бывшая некогда коровой бодхисатва Айшварья с чарующей улыбкой спускалась к реке. Толпа расступилась, и она вошла в реку.

Воздух вокруг нее стал золотистым, он сверкал и пенился, потом вспыхнул кольцом космического света, заливая все вокруг подлинным Совершенством – тысячи душ, камней, дирижаблей и сам ветер.

Вспышка померкла. И все развернулись и отправились по своим делам, как будто голос через репродуктор сказал:

«Непревзойденная волшебная женщина-корова покинула здание. Шоу окончено, смотреть больше нечего».

В квартире Майло Сюзи растянулась на диване в гостиной, а Майло поместился на мягком кресле трансформере. Из дырки сбоку кресла высыпался пенопластовый наполнитель.

– То, что может сделать корова, смогу и я, – заявил он. – Исполнив свой великий жертвенный акт, я перей-ду на некую ступень совершенства, и тогда, возможно, будет что предложить взамен отправки в Ничто.

– Майло, это не просто жертва. Когда волк, чтобы выбраться из капкана, отгрызет себе ногу, это также жертва, но в порыве отчаяния. Это не Совершенство. Необходима любовь.

– Любовь есть! – возразил Майло. – Я люблю тебя.

– «Любовь» и «любить» не всегда одно и то же, – сказала Сюзи. «Любить» свойственно людям. Феромоны. «Любовь» понятие космическое. Я тебя тоже люблю.

Она взяла его руку, и что-то взорвалось внутри него, будто галактика. На мгновение он стал вместилищем чудес, звезд и времени, мог говорить по-испански и существовать в двадцати измерениях. И едва не начал лопаться.

– Детка, – взвизгнул он.

– О, прости, прости.

Поцелуй в щеку. Он съежился до привычных габаритов.

Какое-то время они сидели молча. Свет за окном стал другим.

– Хочу есть, – сказала Сюзи.

Они отыскали бургерную ниже по реке. Лесной вертеп с названием «Черпак». Пианист был пьяным и громким, воздух спертым, мясо горячим, а лучшее местное пиво «Скитер» – черным. Такие места не посещают создания вроде Мам и Нянь либо другие вместилища вселенского разума.

– Сегодня без Няни и Мамы, – сказала Сюзи, заканчивая первое пиво с первой порцией крылышек. – Они могут только наблюдать. Смотреть, как люди живут, что-то делают, пока они в сторонке составляют свои суждения.

Она настояла на своей маскировке для совместного выхода – накладные усы и бейсбольная кепка. Иначе люди указывали на нее и перешептывались. Смерть была подлинной знаменитостью.

– Ты ведь одна из них, – заметил Майло.