– Значит…

– Да, Адам, – Малком кивнул и посмотрел мне в глаза. – Как Верховная, она отвечала за безопасность не только сестер, но и всего города. Ты убил единственного человека, который мог спасти нас всех.

Я почувствовал наворачивающиеся на глаза слезы.

– Мне так жаль, Малком. Я виноват.

Он, казалось, посмотрел на меня с презрением и жалостью. Не так мне хотелось, чтобы на меня смотрели.

– Блэр заключила сделку и получила магию, – продолжил хриплым голосом Малком. – Она поддерживает жизнь в Ирис, отдавая ей часть своих сил, но купленное никогда не заменит врожденное. С каждым днем девочка угасает.

– Но ведь должен же быть выход! – возмутился я. Тогда я сам себе напоминал Чейза. – Раз это магия…

– У магии свои законы. Нам их не понять. Даже ведьмам приходится чем-то жертвовать.

Я задумался.

– И какую же жертву платит Блэр?

Малком поднял подозрительный взгляд на меня и ничего не ответил. Я опустил голову. По какой-то одному Богу ведомой причине мне очень нужно было заслужить его доверие. Или же я просто трусил и не хотел стоять на его пути. Не хотел становиться его врагом.

Некоторое время мы сидели в тишине, слушая лишь завывания ветра за окном. Я думал о Блэр. Что значила для нее сделка? Получение силы? Куда она постоянно исчезает? И почему так надолго? Вопросы раскачивались в голове, как маятники, и на ум приходил то один, то другой. В конце концов я не выдержал, поднялся с жалобно скрипнувшей табуретки и вышел на улицу.

Вечерний воздух пахнул мне в лицо. Я поглубже вдохнул его, чувствуя легкое покалывание в груди. Мне пришла в голову мысль, что неплохо было бы, наверное, уметь колдовать. За такую ересь священника ждала бы казнь, но я ведь больше не был священником, так что и бояться мне нечего. Природа навевала мысли о доме, но другого дома, кроме этого, у меня представить уже, к счастью, не получалось. Я вжился здесь, пустил корни в эту хижину и, казалось, готов был когтями и зубами рвать глотки тем, кто вознамерится отнять у меня это место.

Заметив вдалеке маленькую нечеткую фигурку, я замер. Как же прекрасно она смотрелась там, среди деревьев, окруженная ветвями и листьями, своей природой!.. Темные волосы, вечно заплетенные в косу, сейчас развевались по ветру, оголяя плечи и тонкую шею. Она сама была похожа на хрупкое деревце. Какой-то детский трепет охватил меня при виде нее, и я поспешил скрыться за домом. Издалека, по другую сторону хижины, уходя по тропинке в лес, я слышал добрый возглас Малкома, обнимающего сестру.

Я убежал. Снова и снова я сбегал, как только она приходила, хотя до этого только и делал, что смотрел в окно в ожидании ее появления. Лес укрывал меня, прятал от тревог, лес пригрел меня и пожалел. Тогда я провел в нем почти всю ночь, исследуя тропинки, по которым уже ходил, и изводя себя мыслями.

Наутро я выбрел к окраине леса и оказался у поля. Оно простиралось до самого горизонта и, казалось, заслоняло собой небо. Прошло совсем немного времени, и оно начало светлеть, вот уже первые золотистые лепестки заплясали на небе… Словно смертоносные молнии, яркие полосы расползлись по синеве, давая проход светилу. Я наблюдал, как медленно выходит солнце из-за горизонта, и думал обо всем, что со мной случилось. Всю жизнь оставаться в этой хижине я не был готов – в этом мне было признаться легко. Тяжелее признаться в том, чего ты действительно хочешь.

Сзади послышались шаги, и рядом появилась Блэр. Я не знал, как ей удалось найти меня. Она стояла со мной плечом к плечу и молчала, наблюдая, как восходит солнце. Я заглянул ей в глаза и заметил там отражение ярких лучей. Ее взгляд искрился, словно у нее было свое собственное светило, которое сейчас встретилось с другим.

– Я должна была удостовериться, что Малком ничего не сделает, – сказала она едва слышно, словно боясь прервать тишину.

– Поэтому вернулась?

Блэр кивнула, затем подумала и покачала головой. Но мне и не нужен был ответ на этот вопрос. Меня интересовало другое.

– Что ты делаешь, когда уходишь?

Она опустила глаза, и они перестали светиться.

– Думаю, ты уже знаешь ответ.

– Скажи это, – попросил я.

Она смело и с вызовом посмотрела мне в глаза. В ее взгляде не осталось и следа той хрупкости, но одно я заметил: в ее глазах снова зажглись искры, но уже не от солнца, а от надежды.

– Я убиваю инквизиторов.

Улыбка появилась на моем лице. Я даже не успел понять почему. Она просто решила, что для этого пришло время. Блэр несмело взглянула на меня. Она не верила, что меня это устраивает. И более того, она не знала, что я собирался предложить.

– Я хочу помогать тебе, – слова вырвались сами собой. – Хочу уходить вместе с тобой и приходить в то же время.

Уголки ее губ скользнули вверх, в глазах разлилась нежность. Она подарила мне ту улыбку, которой улыбалась только мне.

– Хорошо.

Хватило одного слова, и меня охватил восторг и трепет! Я смогу помочь ей, смогу быть рядом, узнать, почему и как она стала такой, какая есть.

– Догоняй! – крикнула она и скрылась в зарослях деревьев, оставляя на моих губах легкий поцелуй.

– С кого вы начали?

– Вы хотите сказать, с кого я хотел начать?

Меч блеснул в моих руках, отражая рассветные лучи. Я спрятал его в ножны, пристегнул оружие к поясу и приготовился выходить. Во мне не было страха, одна решимость. Думаю, если бы я хоть на мгновение позволил себе бояться, то никогда не перестал бы. А всю жизнь быть трусом мне не хотелось.

Хлопнула дверь. Малком смотрел мне вслед хоть и неодобрительно, но понимающе. Должно быть, ему тоже хотелось убить его. Но такая возможность представилась только мне. В моих силах было оборвать жизнь этого человека, и я искренне этого желал.

Из дома выбежала Блэр и побежала вслед за мной. Она перехватила меня только на лесной опушке, недалеко от хижины. В ее зеленых глазах читалась мольба.

– Ты не можешь этого сделать, – сказала она таким голосом, словно по одному ее тону я должен был все понять.

– Ты не понимаешь, Блэр. – Я почти оттолкнул ее, но в последний момент сдержался. Не хотелось вымещать злость на ней. – Он причинил всем столько зла! Из-за него погиб мой друг, Чейз. Я едва не повесился. Он отравляет жизни людей. Всем будет только проще, если его не станет.

Блэр мотнула головой. Она упрямо смотрела на меня, не желая признавать истину. А ведь ей больше всех должна была быть радостна мысль, что я собираюсь его убить.

– Ты не можешь! – твердо повторила она. – Это ничего не изменит, только сделает хуже.

Я опешил и даже отступил на шаг, натыкаясь на шершавый ствол сосны. Он приятно пах смолой и шишками.