Он внимательно разглядывал ее, нахмурившись. Участие не вязалось с ее натурой, кроме того, обычно ее настолько не занимали тонкости, что Николас не мог избавиться от подозрения, что она затеяла весь разговор ради чего-то большего.

– Не факт, что он вообще знает, что случилось, – начал Николас.

– Не глупи. Теперь он уже все знает. Да, на нашей стороне небольшое преимущество: он больше озабочен поиском Тернов, чем нашим, но и им надо скорее пользоваться. Время на исходе. Пошли!

Как бы ни противно ему было признавать, но София была права. В последние несколько дней Николасу стало ясно, что он единственный собирался играть по правилам, и он начинал задумываться, не были ли правила всего лишь уделом дураков.

– Откуда начнем поиски? – услышал он свой голос. – Как мы установим последний общий год, не обращаясь к другим путешественникам?

Любой Айронвуд или союзник Айронвудов тут же донес бы о них старику за вознаграждение. Без сведений от Роуз искать Этту было все равно что плыть без координат. Он не любил вести корабль вслепую.

– Мы отправимся искать Римуса и Фицхью Жакаранд, как я тебе говорила, – ответила София. – Дедуля назначил им худшее место службы из возможных, когда они приползли обратно, сперва предав его и переметнувшись к Тернам. Спорю на что угодно: они не питают ни капли любви к дедуле и охотно поделятся всем, что знают, за сходную цену. Или просто расскажи им свою трагическую историю, пусти скупую мужскую слезу.

Бить на жалость. Как чудесно. Его терпение внезапно сорвалось с привязи.

– Если их, как ты говоришь, заслали так далеко, кто сказал, что они вообще слышали про изменения временной шкалы?

– Если даже сами не слышали, то смогут навести нас на кого-то, кто может знать. В любом случае поиски не окажутся напрасными.

Николас резко выдохнул через нос, раздумывая над предложением.

София, возможно, впервые за свою жизнь проявляла благоразумие. Они действительно теряли время. И он действительно устал от игр Роуз. Если Жакаранды могли помочь поскорее найти Этту, то это вело их вперед. Даже если они не помогут ему, он, по крайней мере, сможет утешаться тем, что двигался хоть куда-то, вырвался из тюрьмы бездействия, куда их заточила Роуз.

– Хорошо, – сказал он, уступая. – Попробуем по-твоему. Если с поисками Этты ничего не выйдет, то… мы продолжим искать астролябию своими силами. Обещаю.

София закатила глаза, снова уходя вперед.

– Святые и неудачники, помнишь?

А если София в самом деле охотилась за астролябией ради своих собственных целей, в чем он только еще больше уверился, то их шаткое перемирие закончится, и он сделает все, что в его силах, чтобы прибор ей не достался. Все, что потребуется.

– Быть верным своему слову – основа чести, – отозвался он.

– Чести! – она, казалось, выговорила это слова с отвращением. – Хорошо, что у меня этой ерунды почти не осталось.

Наступил полдень, принося с собой тяжелую давящую жару, казавшуюся в октябре просто нечестной. Они тащились обратно к лагерю в благословенном молчании, София вышагивала впереди, Николас – в несколько шагах сзади, не только потому, что не хотел провоцировать новый разговор, но и потому, что знал: белые мужчины и женщины, мимо которых они проходили, ожидают именно такого поведения от слуги или раба. Николас замотал головой и расправил плечи, словно мог стряхнуть это. Притворство высосало из него последние остатки хорошего настроения, которое он умудрился наскрести в начале дня. А час спустя, когда они, наконец, доплелись до пустынной полоски пляжа, где расположились лагерем, последние следы расположения между ними полностью испарились.

– Чертов ад! – прорычала София и бросилась бы вперед, не схвати Николас ее за воротник рваной курточки.

Одеяла лежали разбросанные в беспорядке, а растянутые между пальмами гамаки были сорваны и брошены спутанными кучами. Их единственный горшок, который Николас спрятал в пышной зелени, чтобы набрать дождевой воды, опрокинули, оставив обоих без капли питья.

При этом вовсе не буря перевернула землю и разбросала их вещи на поживу любому прохожему: перед залитым дождем очагом сидела миниатюрная фигурка, сложив ноги по-турецки и уплетая последние куски вяленого мяса, играя с фонарем, на котором настояла София, наплевав на то, что до изобретения подобных штук оставалось еще целое столетие.

– Немедленно бросьте, сэр! – потребовал Николас.

Человечек поднял голову, с его губы свисала полоска вяленого мяса. Над жгучими черными глазами выгибались густые темные брови, словно кто-то обмакнул пальцы в чернила и нарисовал их. Удивительно тонкий нос и высокие скулы загорели на солнце – единственный изъян на безупречно чистой коже.

Губы незнакомца растянулись в бесстыжей улыбке, зубы удерживали мясо. Зашуршав потрепанной матросской курточкой, он поднял руку в перчатке и легко помахал ею.

Тот вор.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Николас справился с душившей его яростью и смог заговорить:

– Как ваше имя, сэр? И какое вам до нас дело?

Человек наклонил голову набок, изучающе его рассматривая. Потом заговорил, голосом намного выше, чем ожидал Николас, и на языке, которого он никогда не слышал. Дразнящий смех, однако, не требовал перевода.

София в ответ выпалила целую тираду на том же языке, стерев с лица вора самодовольную ухмылку. Николас разжал руку, все еще сжимавшую воротник ее курточки и стал наблюдать, как девушка ринулась на коротышку. Тот скатился с поваленной пальмы, на которой сидел, отскакивая снова и снова, не давая ей себя поймать.

Николас подозревал, что после всего влитого в себя накануне голова Софии гудела тамтамами преисподней, так что, честно говоря, он не винил ее, когда она полезла в куртку за пистолетом.

Коротышка замер. Николас успел заметить золотой блик чего-то, заткнутого за пояс – ножа? Временное перемирие, по крайней мере, дало ему возможность оценить опасность: на воре был костюм англичанина, но длинные рукава и штанины он подвернул в соответствии со своей тщедушной фигуркой.

– Опусти свою кремневку, ню-шень[1], – приказал коротышка.

София в ответ кинулась на него с рычанием. Двумя текучими движениями человечек обезоружил девушку и с силой швырнул на колени, ошеломленную.

Она заворчала, не желая сдаваться, и приподнялась, попытавшись выбить из-под противника ноги. Тот просто отпрыгнул в сторону.

Что-то в лице мужчины изменилось – вместе с внезапно налетевшим порывом довольного девичьего смеха его черты смягчились, стали женскими. София, очевидно, осознав свою ошибку в тот же миг, что и Николас, оборвала следующую атаку, замерев на месте.