– Когда?

– Прямо сейчас…Только Алекса надо предупредить.

– Не волнуйся, я попрошу Эзру о нем позаботиться.

Эфенди накинул длинный жилет из той же черной м-замши, а я переставила цвет армкамзола на темно-зеленый, как его пояс.

На семейном флаере мы добрались до ипподрома за полчаса, и я действительно получила массу впечатлений, причем сразу. При виде прекрасных лошадей – тонконогих и нервных, будто что-то вырывалось из них, не давая находиться в покое, мне подумалось, что Эфенди с его габаритами на них явно не будет смотреться. Когда привели нашего коня, я была просто в шоке, он оказался огромным. Огромным, но не тяжеловесным. Черный, со светлой гривой, широкой грудью, длинными ногами и очень умными глазами.

– Вороной, – заворковал, иначе не скажешь, Эфенди. – Хороший, заждался? – продолжал он, гладя ему морду. – А вот познакомься, это Ара-Лин, покатаешь ее, она еще не умеет ездить.

Не шучу, конь покосился на него с видом «кого ты мне тут подсовываешь». Эфенди продолжал ворковать, уговаривая его. По каким-то ему видимым признакам он определил, что этот Вороной готов принять меня в седло. Только я не была уверена, что хочу туда, но отступать было стыдно. Когда я садилась, мы с Вороным насторожено косились друг на друга.

– Да, легковата ты для него… Но ничего, он очень умный и спокойный, так даже лучше, чем на спринтере…

Потом мне объяснили, как привставать, куда придавить, на что опираться, что такое поводья и зачем они нужны, и прочее. И только-только я начала приходить в себя и обвыкаться, как Вороной пустился галопом. Я не свалилась – все-таки воспитывалась не где-нибудь, а у Синоби, и чтоб я упала, нужно что-то посерьезнее бегущего коня. Проскакав по ровной местности и не слыша криков на своей спине, зверюга решил, что надо усложнить задачу и направился к препятствиям. Мои попытки им управлять он игнорировал. К первому препятствию, которое было почти с меня ростом, он подошел размерено и четко; я поняла, что он будет его брать, бросила поводья, рассудив, что только помешаю ему, и вцепилась в гриву. Когда мы взлетели, я инстинктивно подалась в нужную сторону, и приземлились мы благополучно. Но обрадоваться конь мне не дал, сразу же направившись к следующему препятствию. О поводьях я даже не вспоминала. Не помню, сколько препятствий мы взяли, но уже на четвертом меня охватила эйфория, хотелось взлетать и падать вместе с конем, свалиться с него я уже не боялась. Когда мы подъехали к Эфенди, у меня рот был, наверное, до ушей. Эфенди же был рассержен на Вороного, он его вычитывал, как балованного ребенка. Я не выдержала.

– Эфенди, ты ему еще пригрози не дать свою фамилию, тогда он точно поймет, что не надо малознакомых девушек носить по препятствиям. – Тот смутился.

– Ну, он же умный, ты же видишь. – Я рассмеялась и спрыгнула с седла. – Да, очень умный, – я ласково погладила хитрющую морду. – Я теперь понимаю, что значит «отпустить вожжи»… Мне очень понравилось, спасибо тебе, вам обоим, огромное. Покажите теперь, на что вы способны.

Эти двое только этого и ждали. Эфенди действительно был хорошим наездником, они были единым целым. Я была счастлива сидеть на оградке из двух жердей и смотреть на самое прекрасное в мире зрелище – у влюбленности есть свои плюсы.

Круг с препятствиями завершился, Эфенди и Вороной не спеша, гордясь собой, приближались ко мне. Они поравнялись с тремя молодыми людьми на спринтерах, и до меня донеслось:

– Хорошо устроился донжан – кататься на лошади, пока маленькая дурочка тратит на тебя деньги. – Слова прозвучали с презрением и похабно.

Мир потерял краски, стал очень резким и контрастным – таково для меня состояние боевого транса. Я нажала запись на «душе» и спрыгнула с заборчика. Я подходила, Эфенди молча смотрел на того, кто это сказал. Правильно, ему нечего ответить. Он, сидя на своем высоком коне, просто вынул из седла говорившего, тот что-то хотел ему ответить или сделать, но я уже стояла в шаге от него.

– Маленькая дурочка… – увы, я должна дать ему возможность рассмотреть мою «душу» и извиниться, на нем «души» нет. Его коня кто-то отводит, правильно, незачем биться под ногами у животных. Черноглазый брюнет на рыжем коне обеспокоенно смотрит на мою «душу». Этот глядит мне в лицо и с ухмылкой говорит:

– Да уж, не большая… – переносит вес тела на одну ногу… Вот… Он лежит лицом в землю, рука заломлена, раздается хруст, следом крик. Чего кричать, не позвоночник же сломала. Я ухожу, за спиной раздается сдавленное: «Ах, ты…»

– Заткнись, – слово звучит, как удар хлыста, это черноглазый, и оскорбитель перестает даже дышать, от удивления, наверное.

Прохожу мимо Эфенди, лицо у него спокойное, руки сжимают поводья.

– Еще круг? – интересуюсь я. Он молча кивает, и они с Вороным уносятся, я возвращаюсь на заборчик. Всё.

Мир постепенно окрашивается в цвета, звуки не столь громки и четки. Я слежу глазами за Эфенди, но на самом деле боковым зрением наблюдаю за тройкой.

Черноглазый направился ко мне.

– Прошу прощения за этот инцидент, леди, – голос вежливый и почтительный.

Я перевала на него взгляд и теперь увидела его лицо целиком, красивое породистое лицо аристократа, посмотрела на его «душу»: черная оправа, как и у меня, означает первый ранг, оправа, ощетинившаяся, как злая звезда – род военных. А вот камень, опять же, как мой – половинчатый: половина прозрачна, половина нет; военная разведка, что ли? В довершение, две полосы на ленте – наследник рода.

Я кивнула, без особых эмоций давая понять, что извинения приняты. Он вернулся к своим. Другой, пострадавший, оказался светловолосым, с открытым, располагающим лицом. Лицам давно верить нельзя, неприятная внешность сейчас редкость, все подправляется за умеренную плату.

– Ты… ты что, извинился?

Да уж, деградируем мы, как и предсказывали, если среди наших аристократов уже попадаются такие.

– Да что с тобой? Ты оскорбил незнакомку и не извинился, когда увидел ее «душу». Или ты первый ранг различить не можешь? Она подаст на тебя жалобу, и будешь ты выплачивать десятину, – зло говорил черноглазый. Правильно злитесь, уважаемый, о человеке судят по его друзьям, а ваши не поддаются критике, дураков не критикуют. Надо же, десятина… Значит, этот «пострадавший» тоже первого ранга. Точно вырождаемся.

За этим разговором следил третий – иностранец, их всегда можно узнать по прилипшему к лицу удивлению. Он то смотрел на своих друзей, то всматривался в меня. Когда ж вы уйдете? Словно услышав мои мысли, показалась медицинская гравиповозка.

– Наш друг упал с лошади – сказал черноглазый с нажимом врачу, его друзья не стали с ним спорить, врач и подавно, только бросил на меня быстрый взгляд. Я тем временем являла собой картину «Девушка засмотрелась в даль». У черноглазого было право соврать. Приняв его извинения, я отказалась от дальнейшего преследования за это оскорбление. Наконец-то они все скрылись с глаз долой, и я могла спокойно досмотреть проход Вороного и Эфенди через препятствия.