– Было б здорово. Может, я сам?

– Нет, свари кофе, – ответила я с улыбкой.

Пока я подготавливала рыбу, Эфенди искал специи и молол зерна, по кухне распространился дивный аромат. Поставив форель в печь, я села и приготовилась смотреть на священнодействие. Эфенди не отвлекался и на меня не смотрел, помешивал, вбрасывал щепотку то корицы, то цедры, то еще чего-то, к запаху кофе добавился необычный аромат пряностей. Разлив то, что получилось, по кружкам, он добавил по пол-ложки сахара. Кофе он варил своеобразный, многие считали это издевательством над благородным напитком, но мне нравилось, очень.

– Похоже, только ты и я ценим этот рецепт, – сказал он с усмешкой.

– Тогда за нас, – я подняла кружку, как бокал, и мы чокнулись.

Эфенди ел не торопясь, наслаждаясь, но не проявляя излишних эмоций; я могла бы смотреть на это вечно.

– Прогуляемся по парку, – предложил он, ставя посуду в мойку.

– Да, только оружие не забыть – снова появились крысодлаки. У тебя браслет в порядке?

Он кивнул:

– В этом году менял.

Прогулка обернулась для Эфенди оторванными застежками на рубашке и пятнами от травы.

Мы ели, гуляли по парку, занимались любовью, дурачились как дети, я узнала все новости из жизни аристократической молодежи и еще много всякой чепухи. Так продолжалось три дня. А под вечер третьего Эфенди получил вызов на свой донжановский браслет. Переговорив с дирекцией Дома, вернулся расстроенный. Я уже знала чего примерно ждать.

– Прости, – сказал он, пряча глаза, – завтра вечером мне придется уйти на всю ночь.

Хоть и ждала чего-то такого, все равно было обидно.

– Но на следующий день утром ты вернешься?

Он кивнул.

– От скольких заказов ты отказался ради меня?

– Пять… шесть… какая разница? – он пожал плечами.

Ничего себе – шесть заказов за десять дней. Ну да, «белый браслет» – лучший из лучших, неудивительно, что его выдергивают из моего малобюджетного, но длительного заказа.

– Что, дирекция угрожала больше не заключать со мной контрактов? – Он опять молча кивнул. Я обняла и поцеловала его в щеку, он тоже меня обнял и прошептал в макушку:

– Спасибо, что не сердишься.

– Не имею привычки биться лбом в закрытую дверь, – уже весело ответила я. – Пока ты мой…

А на четвертый день наше радостное и бездумное существование было прервано. После завтрака мы, уже по привычке, отправились в парк и устроились на одной из полянок, расстелив коврик. Оружие, небольшой лучевик, я отстегнула и оставила рядом. Мы целовались, когда вдруг острое чувство опасности ножом вонзилось между лопатками, я в страхе оглянулась и сначала ничего не увидела, но потом заметила серую тень, приближающуюся к нам через поляну. Дотянуться до лучевика я уже не успевала. С придушенным криком я вскочила навстречу и выставила согнутую руку перед собой. На все ушли доли секунды. Тварь уже примерялась прыгать, когда у меня за спиной раздался характерный щелчок и вспышка света ополовинила крысодлака; оскаленная морда и передние лапы, пролетев полпути, упали мне под ноги. Я тут же бросилась за своим лучевиком; держа оружие наизготове, мы осматривали поляну, но это была дань страху, ведь крысодлаки парами не ходят, а стае за ограду все-таки не пройти. Эфенди первый опустил лучевик и обнял меня.

– Я так за тебя испугался.

Я прижалась к нему, пряча лицо; мне было невыразимо стыдно за мою беспечность.

– Что? Что с тобой?

– Мне стыдно, я бросила оружие… и вообще, это была моя дурацкая идея… я подвергала нас опасности изо дня в день.

– Лин, девочка моя, ты не обязана всегда быть самой смелой и самой умной, – ласково сказал он. – Тем более, когда я рядом, – добавил с улыбкой.

Увы, мой милый друг, обязана… Но все равно от его слов мне стало легче, и я успокоилась: что сделано, то сделано, главное – не повторять ошибок. Я взяла его за руку:

– Пойдем, надо рассказать Эзре, чтобы он вызвал экстерминаторов.

– Ты очень смелая, – попытался он меня приободрить.

– Лучше была бы очень умная, – невесело отозвалась я. – А ты хороший стрелок.

– Я еще и наездник замечательный, и на коскатах фехтую, – ответил он, дурачась.

Эзра очень расстроился, ведь с нами могло случиться несчастье по его вине, он так это воспринял. Но эмоции не помешали ему связаться с экстерминаторами и сделать им предварительный доклад. Эксы прибыли через двадцать минут после вызова, я успела переодеться в армкамзол и встречала их у ворот вместе с управляющим. Их было двое, один постарше, второй помоложе, светловолосые крепыши в армированной защите на горле и руках, с роботами-поисковиками на поводке. Мы пошли к дому, возле которого нас ждал Эфенди. Эзра отдал коммуникаторы эксам и ушел к себе. Обойдя дом, мы вчетвером отправились в парк к месту происшествия. Эксы исподтишка рассматривали Эфенди, которого я коротко представила: мой гость. Яркая внешность, «душа» из розового мрамора – знак конфиденциальности и широкий белый браслет. Тот, кто хоть что-то слышал о донжанах, мог догадаться, кто перед ним. Эксы догадались и не знали, как себя вести и чего от него ждать. Мы пришли на поляну, я показала им остатки крысодлака и сказала, откуда он пришел. Младший экс возился с роботами, настраивая их, старший деловито осмотрел тушку.

– Желаете останки выделать в трофей? – почтительно спросил он меня. Я молча показала на Эфенди. Удивление мелькнуло на лице экса, но тут же сменилось вежливой почтительностью, когда он перевел взгляд на донжана.

– Боюсь, не все мои гостьи будут адекватно реагировать на этот трофей.

Эфенди умница и слова и интонацию подбирает, как дипломат со стажем, мол, хотелось бы, но профессия не позволяет.

– Мы можем забрать его себе? – поинтересовался экс.

– Пожалуйста, – отозвался Эфенди. Я тоже кивнула.

От скрытой неприязни двух работяг к донжану не осталось и следа.

– Сколько времени вам надо? – я переживала, управятся ли они до ухода Эфенди.

– Часа четыре…

Поисковики, больше всего напоминавшие стальных сороконожек, уже скрылись в лесу.

– Может, снять защиту с ограды? – обеспокоилась я.

– Да нет, им не повредит.

– Как закончите, приходите к веранде.

Экс молча кивнул.

Когда мы с Эфенди зашли в дом, он меня обнял и прошептал на ушко:

– Четыре часа… за это время можно многое успеть…

Через три часа мы уже сидели на веранде на диванчике-качели; неприятности утра остались позади, и единственное, что омрачало идиллию, – это мысли о том, что эту ночь я проведу одна.