Он поцеловал ее. Затем мучительно медленно проложил своими губами путь от ее лица к шее, спустился к груди, прихватывая зубами сосок. Агата выдохнула, возбуждение вспыхнуло с новой силой, обостряя ощущения, заставляя терять голову от удовольствия, прикрывать глаза, растворяясь в волнах блаженства.

Когда горячее дыхание Вильгельма спустилось к лобку, она вздрогнула. Недоверчиво посмотрела на черные волосы мужчины, целующего внутреннюю сторону ее бедер.

Все вопросы и сомнения моментально вылетели из головы, стоило ему обхватить губами влажный, особенно чувствительный после оргазма, налившийся кровью бугорок.

Она всхлипнула, инстинктивно сжимая бедра, но мужчина не позволил ей, прижимая ее колени руками и не прекращая свою мучительно сладкую ласку. От каждого движения его языка по телу проходили электрические разряды, хотелось плакать, извиваться, кричать. Прижаться к его губам и языку еще теснее. Она не заметила, как начала сама сжимать свою грудь. Выкручивать соски, представляя, что это делает Вильгельм.

В ее сочащийся влагой вход проник плец, затем еще два. Дракон двигал ими в такт с движениями языка, доводя Агату до исступления. Удовольствие было ошеломляющим, ярким, несдержанным. И вместе с тем, чем ближе она была к пику, тем меньше оставалось в ней от собственного я, тем больше места отвоевывала хнычущая жалкая рабыня, мечтающая, чтобы хозяин разрешил ей кончить, а затем позволил самой доставить ему удовольствие. Дал почувствовать горячий член под губами, ощутить собственную покорность.

Вильгельм отстранился, едва ощутив, как дрожат стенки ее лона, Агата захныкала от внезапной пустоты.

— Прошу, еще немного… не уходи… — начала умолять она.

Но все слова смолкли, когда мужчина ворвался меж ее истекающих смазкой складок. Тяжесть мужского тела опустилась сверху, член вошел на полную глубину, и она застонала от оглушающего удовольствия.

— Да… еще, пожалуйста… — молила девушка, извиваясь от настигающих ее один за одним сладких спазмов. — Я так хочу… пожалуйста.

И он не останавливался, вколачиваясь в ее тело.

— Скажи, что ты моя, Агата… — потребовал Дракон, чуть замедляясь.

— Только твоя. — Согласно пролепетала она.

В этот момент она была готова сказать все, что угодно. Подписать любой договор кровью. Еще раз продаться в рабство. Все что угодно, лишь бы этот бесконечно прекрасный миг не кончался.

— Ты ведь меня не предашь, моя девочка?

— Никогда… — Выдохнула она, прижимаясь губами к его рту, и с упоением целуя.

Агата чувствовала себя мухой, увязшей в сладком сиропе. Вокруг одно наслаждение, все невыносимо прекрасно, но только начни махать крыльями, как сразу поймешь всю безнадежность своего положения.

Дни тянулись за днями. Ночи плавно перетекали одна в другую. Вильгельм был нежен и заботлив, рассказывал ей о драконах, их мире, обычаях. Кормил с рук необычными фруктами, и даже дважды брал с собой на прогулку. Правда, гулять пришлось вокруг дома. По раскаленной солнцем земле безжизненного ущелья. Ни цветов, ни травки. Даже разодранной в клочья туши дракона, которую она так надеялась увидеть — и той не было.

— Я же забрал амулет, он снова стал двуногими, а труп растащили падальщики. Тут полно любящих поживиться мертвечиной птиц. — Пояснил Вильгельм в ответ на ее осторожный вопрос.

Дальше, чем эти неприветливые земли, хозяин ее выводить отказывался. То ссылался на важные дела, а то просто весьма топорно менял тему, уводя разговор в другое русло. Агата особо не настаивала, по крайней мере, пока. Днем Хелвина не было дома. Большую часть времени ей приходилось заполнять блужданием по особняку в попытках отыскать что-нибудь интересное. Благо в этом ее не ограничивали, и ни одна из комнат больше не оставалась запертой.

Служанка по-прежнему отказывалась разговаривать, и, возможно, именно это обстоятельство сыграло свою роковую роль. Потому, что когда Агата нашла вход в подвалы дома и обнаружила огромную решетчатую клетку с сидящим внутри человеком, она не смогла не задержаться там.

Толстый Грег выглядел плохо. Хотя нет, плохо — слишком слабое слово для той смеси грязи и крови, которой он был покрыт. Впавшие глаза, ввалившиеся щеки. Словно в заточении он провел не две недели, а месяцы.

— Кто тут у нас… подстилка дракона? — Глумливо потянул узник, стоило ему завидеть подошедшую к клетке девушку.

Его каркающий смех прокатился по подвалу, но быстро закончился, задавленный спазмами кашля.

Агата не ответила, с интересом рассматривая пленника. Она не чувствовала ни жалости, ни страха. Только брезгливое отвращение от воспоминаний о том, что пытался сделать этот ублюдок.

Но он был здесь, и он говорил с ней. Вильгельм был слишком односторонним источником информации, переводящим разговор с неудобных тем. Отмахивался даже, когда речь заходила о книгах. Домашним питомцам читать не полагалось, ведь так? А в том, что она для Хелвина была именно питомцем, ласковой безотказной кошечкой, девушка не сомневалась.

— Ты ведь Грег, правильно?

— А ты — подстилка. — Толстяк рассмеялся своей шутке, но вновь подавился кашлем.

Агата поморщилась. Что ж, выслушать оскорбления можно и потом. Она уже отвернулась, чтобы уйти из подвала, оставляя узника в одиночестве, как тот с небывалой прытью бросился на прутья решетки.

— Подожди, не уходи! — Затараторил он без уже привычных глумливых нот.

Она невольно отметила, что так, как двигается он, люди со сломанным позвоночником точно не двигаются. Магия Империи Шитра способна так быстро сращивать кости?

— Хочешь что-то сказать? — Агата попыталась перенять невозмутимое выражение лица Вильгельма, но у нее, должно быть, получилось совсем плохо, потому что пленник снова заулыбался.

— Ты ведь ничего не знаешь, да? Не местная?

Агата нахмурилась: в Шитаре бывают и местные рабы? Она-то по наивности думала, что всех невольников похищают в других мирах и привозят сюда.

— С чего ты так решил?

— Ведешь себя не так. Сигнальный контур. На тех, кто родился здесь, его не весят.

— Почему?

— Рабов разрешено иметь только драконам. А они не очень-то искусны в магии. — Грег пренебрежительно хмыкнул. — Для них слишком сложно поддерживать постоянное действие сингалки, еще и на живом объекте. Да и никто никогда не слышал, чтобы рабы сбегали. Надо было сразу догадаться, что ты дикарка. Тогда бы меня здесь не было.

В памяти неожиданно всплыло, как в самом начале пребывания в Шитаре она услышала: «…Господин с ней ещё намучается. Она совсем дикая…»

Сигнальный контур… что-то вроде маячка? И что же теперь делать? Возвращение домой и так с каждым днем казалось все более нереальным, а тут еще и дополнительные сложности в виде всевидящего ока, неотступно следующего за ней. Но ведь она не смирится, правда? Девушка невольно вспомнила виденных ей людей в Нокс-Маноре. Белые одежды и повязки на глазах. Они преданно жались к ногам хозяев, и все их позы и действия были ближе к животным, чем к человеческим. От этих картин она невольно содрогнулась.