Однако ни одна заключённая в этих данных Копия – смыслит она что-нибудь в деталях кодирования или нет – никогда не тратила и малейших усилий, чтобы разобраться, где что.

Пик.

– Проба три. Разрешение по времени – двадцать миллисекунд.

– Один. Два. Три…

Чтобы для Копии шло время, числа, которые её определяют, должны меняться с каждым проходящим моментом. Их приходится рассчитывать снова и снова; Копия – это череда застывших мгновений, кадров из кино или компьютерной анимации.

Но… когда же из этих кадров возникает осознанная мысль? В процессе расчётов? Или в те короткие промежутки, когда данные просто хранятся в компьютерной памяти, не делая ничего, лишь отображая один застывший момент жизни Копии? Пока стадии сменяют друг друга тысячу раз за субъективную секунду, это кажется не особенно важным, но очень скоро…

Пик.

– Проба четыре. Разрешение по времени – пятьдесят миллисекунд.

«Что я такое? Данные? Процесс их образования? Соотношения чисел?

Всё это сразу?»

– Сто миллисекунд.

– Один. Два. Три…

Пол считал и слушал свой голос, словно наполовину ожидал, что заметит, как удлиняются паузы, начнёт ощущать пробелы в самом себе.

– Двести миллисекунд. – Пятая часть секунды.

– Один. Два… – Мигает ли он сейчас, появляясь и исчезая из бытия, на субъективной частоте в пять герц? Даже самые примитивные фильмы на целлулоидной плёнке никогда не мерцали при такой частоте. – Три. Четыре. – Пол помахал рукой перед лицом – движение выглядело совершенно нормальным, идеально плавным. Само собой, он-то не видит его со стороны. – Пять. Шесть. Семь. – Внезапно сквозь него волной прокатилась сильная дурнота, однако Пол подавил её и досчитал: – Восемь. Девять. Десять.

«Джинн» вновь возник в «бутылке» и издал краткий озабоченный писк.

– Что случилось? Хочешь немного передохнуть?

– Нет, я в порядке, – Пол окинул взглядом комнату, совершенно не угрожающую, покрытую пятнами света, и рассмеялся. «Как отреагирует Дарэм, если контроль и подопытный вдруг дадут два совершенно разных ответа?» Он попытался вспомнить свои планы на такой случай, но не смог, да и не очень-то старался. Теперь это не его заботы.

Пик.

– Проба семь. Разрешение по времени – пятьсот миллисекунд.

Пол сосчитал и, по правде говоря, не почувствовал разницы. Некоторое беспокойство – да; но, если не считать лёгкой тошноты, ощущения вроде бы остались полностью такими же. И это было вполне логично, по крайней мере в долговременной перспективе. Ведь на больших интервалах времени ничто не терялось. Его модель мозга получала полное описание с полусекундными интервалами (по времени самой модели), но каждое описание по-прежнему включало все результаты того, что как бы происходило в промежутках. Каждые полсекунды его мозг оказывался именно в том состоянии, в каком бы и был, если ничего не пропускать.

– Тысяча миллисекунд.

Но… что же происходило там, в промежутках? Управляющие моделью уравнения были чересчур сложными, чтобы решать их в один приём. В ходе расчётов непрерывно производились и сбрасывались огромные массивы промежуточных результатов. В некотором смысле эти промежуточные результаты если не прямо представляли собой то, что происходило в промежутках между соседствующими полными описаниями модели, то по крайней мере намекали, что там может нечто происходить. А раз вся модель имела производный характер, кто мог утверждать, что эти гипотетические события, скрытые несколько глубже в потоке данных, в каком-то смысле «менее настоящие», чем те, что описаны напрямую?

– Две тысячи миллисекунд.

– Один. Два. Три. Четыре.

Если сейчас казалось, будто он произносит (и сам слышит, что произносит) каждое числительное подряд, то лишь потому, что последствия произнесения, скажем, слова «три» (и то, как он его слышит) присутствовали в результатах расчётов эволюции его мозга между моментом произнесения «два» и моментом произнесения «четыре».

– Пять тысяч миллисекунд.

– Один. Два. Три. Четыре. Пять.

Вообще-то слышать слова, которых он «на самом деле» не произносил, было ненамного удивительнее, чем вообще слышать что-либо, будучи Копией. Даже стандартный для этого мирка темп времени в одну миллисекунду был слишком грубым, чтобы полностью воспроизводить весь спектр высот слышимых звуков. Звуки модель отображала не как изменения давления воздуха, – их значения не могли бы меняться с достаточной скоростью, – а как изменения энергии звука: спектр мощностей вместо спектра частот. Двадцать килогерц здесь – лишь число, этикетка; ничто на самом деле не колеблется с такой скоростью. Настоящие уши анализируют воздушные волны, раскладывая их на компоненты разных частот. Пол знал, что его мозг получает спектр частот в готовом виде, непосредственно сами величины, извлечённые из несуществующего воздуха имеющейся в модели грубой подпрограммой.

– Десять тысяч миллисекунд.

– Один. Два. Три.

Десять секунд свободного падения от кадра к кадру.

Борясь с головокружением, но продолжая равномерный отсчёт, Пол колупнул неглубокий надрез, который сделал себе на предплечье кухонным ножом. Тот убедительно заныл. Так откуда взялось это ощущение? По истечении десяти секунд полностью обсчитанный мозг будет помнить всё это… но это не объясняет того, что происходит сейчас. Боль не была просто памятью о боли. Пол пытался вообразить мешанину из миллиардов взаимосвязанных вычислений, каким-то образом «осмысляющую» себя, заполняющую разрыв.

И думал: «А что будет, если кто-нибудь выключит компьютер: просто выдернет штепсель – прямо сейчас?»

Он, однако, не знал, что будет. Не представлял, что, помимо его субъективных ощущений, означает «прямо сейчас».

– Восемь. Девять. Десять.

Пик.

– Пол, я наблюдаю некоторое падение кровяного давления. Ты в порядке? Как себя чувствуешь?

Голова кружится… Однако он ответил:

– Так же, как всегда.

Пусть это не совсем правда, зато контроль, без сомнения, тоже соврал. Если, конечно…

– Скажи, что я такое? Контроль или подопытный?

Пик.

– Как я могу ответить, – прозвучал ответ Дарэма, – я ведь по-прежнему говорю с вами обоими. Однако могу сказать вот что: вы двое по-прежнему идентичны. Было несколько очень мелких различий, но они оказались временными и сейчас полностью стёрлись. Всякий раз, как вы оказываетесь в сравнимых состояниях, все схемы нервных сигналов, включающие больше пары нейронов, одинаковы.

Пол пренебрежительно хмыкнул. Он не был намерен допускать, чтобы Дарэм догадался, насколько его беспокоит эксперимент.