Ну, и слава богу, подумала Маша. Все закончится быстро. Останется только телефон. Она не увидит больше ни этой лавочки, у которой они познакомились, ни квартиры, где они были вместе, ни сосны, по которой можно забраться на небо…

Завтра началось так, как и обещал симпатяга риелтор. По его просьбе она приготовила паспорт, сберкнижку, чтобы плата за продажу квартиры была перечислена на ее счет – она не знала, где остановится, и таскать с собой деньги не хотела, и сунула документы в карман джинсов. Он прибыл к ней в начале пятого вечера и сообщил, что писатель прибудет с минуты на минуту. Они пили чай и разговаривали о чистоте воздуха в бору перед рекой, когда прихожую Маши потревожил звонок…

После ухода странных посетителей базы Мартынов ощутил легкий толчок, свидетельствующий о том, что происходит что-то неладное. Просто так пришли двое мужиков, получили отказ, ушли, а между тем в лицах их читалось убеждение в том, что просто так от своих планов эти люди отступать не привыкли. Понимание того, что он увидит их снова, заставило Мартынова подняться на третий этаж своего дома, вынуть из сейфа помповое ружье без приклада, законопослушно зарегистрированное на имя Громова Андрея Алексеевича, зарядить его и отнести в рубку, спрятав под панелью управления катером. Двадцатиметровый белый катер, больше похожий на пароход, покачивался на волнах, как крокодил-альбинос, и дремал. Андрей набрал номер Холода.

– Сема, по мою душу к тебе никто не прибывал?

– Ты узнал бы об этом сразу. А что, по воде пошла рябь?

– Приезжали на базу двое деловых, просили сплавить по Оби до Томи. Рожи каторжанские, глаза в пол смотрят, повадки лагерные. Одеты при этом по высшему разряду и предлагают за работу в три раза больше, чем это стоит, – Мартынов описал гостей, но из ответа Холода следовало, что в тех скудных рассказах, услышанных в свое время от помнящего Мартынова, эти двое вроде бы не фигурировали.

– Душа моя не на месте, Сема, – объяснил свою тревогу Мартенсон. – Чувствую – не из моей истории эти персонажи, а сердце все равно молотит. Ты уж обо мне, если что…

– Да ты что, Мартын?! – вскипел Холод. – Чтоб я корня лагерного, жизнь мою спасшего, да сдал кому?! Я ж не сука, Андрюша…

Вечер опускался на базу незаметно. И где-то «между волком и собакой», когда темнота еще не вытеснила сумерки окончательно, но сосны уже превратились в шапки на палках, Мартынов, не легший в доме на постель, а усевшийся во дворе за домом, услышал биение собственного сердца.

Складывалось впечатление, словно ты уже отчаялся выбраться из могилы, но кто-то услышал твои крики и над головой зашуршала земля. Казалось бы, вместе с этим должно прийти облегчение, однако Андрей не мог его почувствовать, как ни старался. Такое чувство испытывает, наверное, человек, когда, уже узнав смерть в спасении, со страхом ждет той минуты, когда из могилы будет выброшен последний ком земли и чьи-то острые когти начнут ломать крышку гроба, чтобы добраться до тебя, живого…

Он находился в тревоге еще долгих пять часов. Ночь уже готовилась к сдаче поста рассвету, когда он услышал мягкие, едва слышимые шаги по песку. Закрыв глаза и превратившись во внимание, он просчитал звуки и понял, что по территории его базы двигаются трое…

Поднявшись из кресла, Маша направилась в прихожую. Щелкнула замком, распахнула дверь, точно зная, что пришел свой, и отступила в сторону.

Писатель был не один. Их было двое. При этом на кого эти двое были похожи менее всего, так это на романистов. Максимум, на кого были похожи эти соавторы, так это на сочинителей японских танок. Маша как следует разглядела их и поняла, в библиографии каждого из них таких танок не более чем по две – настолько уж мало они походили на людей, привыкших общаться с бумагой и пером.

– Простите, вы к кому? – сказала Маша первое, что пришло в голову, хотя по одежде и взглядам мужчин было совершенно понятно, что они приехали издалека не для того, чтобы ошибиться дверью.

Молодой мужчина, молодой скорее по сравнению со своим спутником, чем по определению, не меняя выражения лица, назвал ее имя, и Маша, дрогнув сердцем, почувствовала легкое недомогание. В голосе мужчины звучал тот неповторимый акцент, с которым разговаривают по-русски вернувшиеся после восьмилетнего отсутствия на родине хоккеисты НХЛ, – чуть растянутые слова, ударения, приходящиеся на верный слог, но усиленные нажимом речи. Маша мгновенно сообразила, где она слышала такую речь до прибытия гостей. Так разговаривал с нею Андрей Мартынов.

– Это я.

Этого ответа оказалось достаточно, чтобы доселе тактичные мужчины двинулись вперед и вместе с нею вошли в комнату.

– Fuck… – вырвалось из уст старшего, когда он приметил сидящего с чашкой в руке риелтора.

– Что происходит? – дрогнув голосом, спросила Маша, заметив, как побледнело лицо торговца недвижимостью, и услышала его слова «Это не наш покупатель».

– What with it to do?[2]– тихо бросил моложавый.

– Cut down him[3], – невозмутимо ответил его босс и стал рассматривать интерьер комнаты.

Шагнув к риелтору, тридцатилетний мужчина без размаха, поставленным ударом пробил в подбородок торговцу недвижимостью, и тот, даже не издав ни единого звука, выронил чашку с цейлонским себе на брюки и вывалился из кресла.

– Нам нужен Мартынов, – развернувшись к Маше, объяснил молодой.

«Say to her, thet she us does not interest, and we shall leave in rest, when we shall see him»[4], – не оглядываясь, резко проговорил Вайс, держа в руке фотокарточку пятнадцатилетней Маши с мамой. Спутник его открыл рот для перевода, но, услышав Машино: «Не стоит трудов, я понимаю английский», осекся.

– Вы хотите, чтобы я показала вам Мартынова? Нет проблем. Пошли.

Не ожидавшие такой реакции гости переглянулись, и Вайс что-то сказал коллеге.

– Успокойте его, – нервно фыркнула Маша, – я не собираюсь никуда бежать. Тем более что оттуда немногим удавалось уйти.

Вайс вопросительно посмотрел на риелтора, и его спутник прищурился в сторону Маши.

– С вашим молодым человеком ничего страшного не произойдет. У вас есть подсолнечное масло?

Похлопав ресницами, Маша ответила, что есть, она две недели назад купила пятилитровую бутыль. Ей такой хватало на три месяца. Кивнув головой, молодой человек попросил принести, сам же занялся начавшим подавать признаки жизни риелтором.

«Вас хорошо знают в этом поселке?» – вынимая бутыль из тумбы, слышала она обращение гостя к риелтору. Когда Маша вернулась из кухни, она застала странную картину. Ее недавний товарищ по чаепитию сидел в кресле и дико наблюдал за тем, как его руки прикручивают скотчем к швабре, вставленной в рукава его пиджака. Играть роль распятого ему явно не улыбалось, но, кажется, это был лучший исход в такой ситуации. Двое сумасшедших могли решиться и на что-нибудь похуже.