— Но я хочу найти занятие, — настаивал он.

— Попробуйте прежде написать ту пьесу, что вы мне обещали, — сказала она. — Вы думали об этом?

— Ну да.

— И у вас есть какой-то замысел?

— У меня их множество.

— В этом я была уверена, — весело заключила она. Регина подозвала метрдотеля, подпиравшего дверь. — Бутылку шампанского. — Она повернулась к Фоске. — Вот увидите, мы вдвоем такое сотворим!

Фоска помрачнел; казалось, он вспомнил нечто неприятное.

— Столько людей мне говорили это.

— Но я не то, что другие! — пылко произнесла Регина.

— Да, правда, — с готовностью подтвердил он. — Вы не то, что другие.

Регина наполнила бокалы.

— За наши планы! — сказала она.

— За наши планы!

Она выпила, не сводя с него глаз. Что-то ее беспокоило. Ни за что не поймешь, о чем думает этот человек.

— Фоска, а если бы вы не встретили меня, то что бы вы делали?

— Возможно, мне удалось бы снова погрузиться в сон. Но это маловероятно. Это крайне редкая возможность.

— Редкая возможность? — с упреком повторила она. — Разве вы сожалеете, что вновь стали живым?

— Нет, — ответил он.

— Быть живым — это прекрасно.

— Да, прекрасно.

Они улыбнулись друг другу. С баржи доносились детские крики, с другой баржи, а может, из одного из тех крашеных домиков доносилась музыка: кто-то играл на гитаре. Смеркалось, но последние солнечные лучи еще задержались в бокалах, наполненных светлым вином. Фоска сжал руку Регины, лежавшую на столе.

— Регина, — сказал он, — сегодня вечером я чувствую, что счастлив.

— Только сегодня? — спросила она.

— О, откуда вам знать, сколь ново для меня это ощущение! Я неоднократно испытывал ожидание, скуку, желание. Но никогда еще у меня не возникало этой иллюзии полноты жизни.

— Всего лишь иллюзии? — разочарованно протянула она.

— Не важно! Я готов уверовать в нее.

Он наклонился к ней, и она почувствовала, как под его бессмертными губами расцветают ее губы: губы девочки-гордячки, одинокой девушки, женщины в расцвете сил. И этот поцелуй запечатлелся в сердце Фоски вместе с образами всего того, что она любила. Этот мужчина с его руками, глазами — мой спутник, мой любовник, а между тем он бессмертен, как Бог. Солнце садится за горизонт: для него и для меня одно и то же солнце. Еще есть запах воды, который поднимался от реки, далекие звуки гитары… слава, смерть — все вдруг утратило свое значение, кроме неистовой силы этого мгновения.

— Фоска, вы любите меня? — спросила она.

— Я вас люблю.

— Вы будете помнить это мгновение?

— Да, Регина, буду.

— Всегда?

Он сильнее сжал ее руку.

— Вы скажите: всегда?

— Это мгновение существует, — сказал он, — и оно наше. Прочь посторонние мысли.

Регина повернула направо. Это было не совсем по пути, но она любила эту улочку с темными ручейками, домами, где деревянные лаги крепили стены домов; ей нравились эта весенняя теплая и влажная ночь и большая желтая луна, смеявшаяся в небе. Анни уже легла в ожидании, когда Регина заглянет к ней поцеловать на ночь; Фоска пишет; время от времени они поглядывают на часы, думая, что Регине пора вернуться из театра; но ей хотелось еще немного прогуляться по улицам, которые она любила, ведь наступит день, когда она уже не пройдет здесь.

Она вновь свернула направо. Столько мужчин, столько женщин так же жадно вдыхали эту нежность весенних ночей, а мир для них уже угас! — думала Регина. Существовал ли для них какой-либо способ избежать смерти? Нельзя ли было на время воскресить их? Я забыла свое имя, прошлое, свое лицо: для меня существуют лишь небо, влажный ветер и неуловимый привкус горечи в нежности этого вечера; это не я и не оно, это и то и другое.

Регина свернула налево. Вот она я. Вот луна в небе, но в каждом сердце она особенная, этого не передать. Фоска пойдет по улицам, думая обо мне, но это буду не я. О, отчего невозможно разбить эту прозрачную и твердую раковину, в которой замкнут каждый из нас?! Одна луна в одном сердце, но в каком? В сердце Фоски или в моем? Я больше не буду собой. Для того чтобы выиграть все, нужно все потерять. Кем установлен этот закон?

Войдя в подворотню, она пересекла двор старого дома. Окно Анни светилось, во всех прочих было темно. Разве Фоска уже заснул? Она быстро поднялась по лестнице и бесшумно повернула ключ в замке. Из-за двери комнаты Анни доносился смех: ее смех и смех Фоски. Кровь бросилась в лицо Регине, в горло вонзились когти: уже давно она не ощущала этой душераздирающей боли. На цыпочках она подошла к двери.

— И я каждый вечер отправлялась на галерку, — говорила Анни. — Мне была невыносима мысль, что она будет играть для других, а я ее не увижу.

Регина пожала плечами. Вот кривляка! — раздраженно подумала она. Она постучалась и толкнула дверь. Анни и Фоска сидели за столом, перед ними стояли тарелка блинов и бокалы с белым вином. На Анни было домашнее смородинно-черное платье и серьги, щеки ее раскраснелись от оживления. Это какая-то пародия, подумала Регина, ощутив прилив гнева. Она произнесла ледяным тоном:

— Вижу, вам весело.

— Смотрите, моя королевна, каких мы отличных блинов напекли, — радостно сказала Анни. — Знаете, он очень ловко переворачивает блины, ни единого не испортил. — Она с улыбкой протянула Регине тарелку. — Еще горячие.

— Спасибо, я не голодна, — ответила Регина.

Она с ненавистью смотрела на них. Стало быть, нет способа помешать им продолжать жить без меня. Да как они смеют? Вот наглость! — подумала она. Бывают моменты, когда ты гордо выпрямляешься на одинокой горной вершине, охватываешь единым взглядом окрестную равнину, где линии и краски сливаются в единый пейзаж. В другие моменты ты находишься внизу и обнаруживаешь, что каждая пядь земли со своими ямами, впадинами и возвышенностями живет собственной жизнью. Анни делится с Фоской воспоминаниями, а он слушает ее!

— О чем вы говорили?

— Я рассказывала Фоске, как мы познакомились.

— Опять? — сказала Регина.

Она отпила глоток вина. Блины казались еще горячими и аппетитными, ей захотелось блинов, и это усилило ее гнев.

— Это ее рассказ Терамена.[2]Надо, чтобы она выложила это всем моим друзьям. Впрочем, в этой истории нет ничего чудесного. Анни настроена романтично, не стоит верить всему, что она выдумывает.

У Анни на глаза навернулись слезы. Но Регина сделала вид, что не заметила этого, она с удовлетворением подумала: я заставлю тебя плакать взаправду.