Александр покачал головой:

– Нет, там опытные воины, они не дадут повторить. Но на Юрьев все одно пойдем. А уж биться станем где придется.

От Изборска повернули в сторону Юрьева, князь и воеводы хорошо понимали, что войска ордена уже где‑то недалеко, потому постоянно высылали вперед разведку. Передовые отряды возвращались, раз за разом отвечая, что пока немцев не видно. Пока шли своими землями, еду покупали у жителей встречавшихся весей, те продавали с охотой, воеводы платили не обижая, денег Новгород выделил на поход немало. Но теперь уже земли были ливонские, и никто ничего продавать не собирался. Князь разрешил идти зажитнем – попросту добывать себе, кто что найдет, только не грабить зря, иначе против встанет народ, тогда отбиваться будет тяжело.

По сторонам дороги стоял молчаливый лес. Зима уже доживала последние дни, на солнце деревья плакали с веток капелью, но по ночам еще хорошо морозило, потому снег пока лежал. А под темными елями таять и не собирался. Дорогу тоже еще не развезло, наст держался на удивление твердо. Кербет приподнял руку, делая знак своей стороже. Шли чужими землями, потому надо внимательней.

Передовой отряд русов остановился на пригорке, оглядывая видневшуюся вдали весь. Через нее шла дорога на Юрьев, двигаться удобно, но только нужно очень осторожно. Беспокоило то, что немцев так и не видно, не сидят же они в Юрьеве, дожидаясь, пока город осадит князь Александр?

Рачко с Мужилой довольно переглянулись – небедная весь, здесь будет чем разжиться на ужин. Передовые сторожи тоже могли брать на ливонских землях пропитание, и не только.

Кербет с Домашем остановились впереди остальных, переговариваясь. Твердиславич знаком подозвал к себе эста:

– Что за весь?

– Хаммаст, – с привычной расстановкой произнес тот.

– Народу много?

– Т-та… нет-т…

– Так да или нет?

– Немног-го, – помотал головой эст.

Кербет поморщился:

– Осторожней надо, чует мое сердце, не зря так тихо.

И впрямь из веси не доносилось почти ни звука. Еще постояли, послушали. Нет, спокойно, слишком спокойно. Но другого пути все равно не было, дорога одна, а лезть в заснеженный лес ни к чему, так не то что не разведаешь, а и сам завязнешь.

– Там что? – Кербет показал эсту на другой конец вытянувшегося ряда домов, образовывавших улицу.

– Мо-ост.

– Что?

– Мо-ост через рек-ку…

Наконец Домаш Твердиславич вздохнул и показал на весь:

– Пройти быстро и сразу собраться на другом конце. Стоять нельзя, не для того князь нас отправил вперед.

Это хорошо понимали все, но уж больно хотелось добыть ужин. Кербет чуть задержал ратников.

– При любой беде тебе, тебе и тебе, – он показал на Рачко, Васила и Корбея, – все бросить и стрелой лететь к князю с предупреждением.

Ратникам стало от такого приказа не по себе. Кербет сотник не из трусливых, на врага шел смело, если уж что‑то чувствует, то не зря. Им бы постоять, посмотреть или попросту обойти, но близился вечер, и Домаш Твердиславич махнул рукой:

– Пора.

Сторожа рассыпалась по первым домам веси быстро. Сразу послышись крики, визг, забегали бабы и детишки, зашлись злобным лаем псы, закудахтали куры, отчаянно завизжал пойманный кем‑то поросенок, точно его уже свежевали к ужину. Рачко с Мужилой заскочили в третий от края двор, первые уже были заняты, а скакать до следующих не хотелось. К чему, если и здесь вон визжит будущий ужин, истекает злобной слюной лохматый страж ворот и мечутся возле дома очумевшие от страха куры и петух. Успокоить пса хватило мгновенья. Старая собака ростом с теленка покатилась в сторону, из скотного двора показалась голова перепуганной холопки и тут же спряталась. Мужило бросился туда, поросячий визг не обманет, Рачко за ним. Кони остались стоять возле двора. В сарае и впрямь важно хрюкали три свиньи, в отдельном углу здоровенный хряк, а в другом загоне возле лежащей на боку свиньи суетились четверо поросят, еще не настолько больших, чтобы их отделить от матери, но уже достаточно крупных, чтоб накормить ужином нескольких человек. Мужило обрадованно хмыкнул:

– Это хорошо, хватай одного – и поехали. Остальные пусть живут.

Рачко согласился и бросился вылавливать поросенка. Несмотря на тесноту загона, сделать это удалось не сразу. Пока друг гонялся за шустрым поросенком, никак не желавшим идти на ужин новгородцам, Мужило выглянул во двор, привлеченный совсем не поросячьим визгом, и сразу бросился обратно:

– Рыцари!

Случилось то, чего так боялся Кербет. Ливонцы устроили русской стороже засаду, эсты издали заметили приближение русских и предупредили стоявших лагерем совсем неподалеку ливонцев. Когда новгородцы уже разбрелись по дворам, из крайних на дорогу вдруг стали выезжать хорошо вооруженные всадники. Сторожа оказалась в кольце врагов. Кони почти у всех возле ворот, вскочить на них почти никому не дали, завязался неравный бой. Кербет кричал, надеясь, что его услышат те трое, кому давеча наказывал:

– Бежать! Рачко, Васил, Кор…

Договорить не успел, стрела нашла его горло раньше.

Домаш Твердиславич бился сразу с двумя наседавшими рыцарями, ругая сам себя на чем свет стоит:

– Загубил сторожу! Загубил!

Он справился с одним, потом с другим, уже хорошо понимая, что живым не уйдет, и стараясь забрать с собой как можно больше рыцарей. Бой был тяжелым и неравным.

Мужило с Рачком снова выглянули на двор, их коней уже захватили. Вот дурьи головы, разве можно было оставлять их вот так, на улице?! Мужило велел другу:

– Уходи! Тебе сотник приказывал уходить!

– На чем?! – огрызнулся тот. – Ползком? – И почти застонал. Захвачен боевой конь, с которым прошел Неву и Копорье, Псков и Изборск.

Тут к ним вдруг подошла та самая холопка, что все это время стояла, прижавшись к стене, и таращила широко раскрытые глаза. Рука ее вытянулась в сторону второй двери:

– Туда.

– Чего туда? – не понял Рачко.

– Туда беги, там ручей. А коня этого возьми, – она показала на хозяйскую лошадь, мирно жующую сено в дальнем углу.

– Ты… – задохнулся от благодарности Рачко, – ты молодец!

– Я русская, – вдруг тихо сказала женщина. – Беги по ручью, он вдоль дороги идет, потом за холмом на дорогу выберешься.

Мужило кивнул другу:

– Беги, тебе Ярославича предупредить надо. – Оглянулся на женщину: – Рыцарей много?

Та кивнула:

– Оч-чень…

Все же годы, проведенные в эстонской веси, дали о себе знать.

Рачко выскочил через заднюю дверь, ведя коня в поводу и стараясь не шуметь. Уговаривал не ржать и коня. Но тот попался спокойный, голоса не подал, шел, едва перебирая ногами и дожевывая на ходу свое сено. Рачко с ужасом подумал, что если лошадь и по дороге пойдет так же резво, то, пожалуй, быстрее выйдет пешим.