Было бы неправильным полагать, что вражеская войсковая разведка никуда не годилась. Мы имели дело с опытным, хитрым и сильным врагом. Об этом свидетельствовал хотя бы тот факт, что, как я уже упоминал, фашистам стало откуда-то известно о нашем наступлении. Детально анализируя события предыдущих дней и недель, мы в конечном итоге пришли к общему мнению, что первостепенную роль здесь сыграла воздушная разведка.

Дело в том, что подготовка к наступлению велась сравнительно длительное время. Сказывались нехватка транспортных средств, плохое состояние дорог. Положа руку на сердце, нужно признать, что не все командиры и начальники придавали должное значение скрытности перевозок. В ряде случаев люди попросту пренебрегали маскировкой уже подготовленных к наступлению сил, военного имущества, боеприпасов. А немецкие самолеты-разведчики практически ежедневно совершали длительные полеты над расположением наших войск. Отогнать их, уничтожить было нечем. В то время части и соединения еще не имели достаточных средств противовоздушной обороны. Логика подсказывала, что воздушная разведка давала фашистам обширную информацию.

Что касается конкретных сроков готовящегося наступления, то здесь, по всей вероятности, сыграли свою роль другие источники. Случалось, что наши связисты обнаруживали отводы от телефонных линий, которые использовались противником для подслушивания разговоров. Нельзя было исключить и радиоперехват. Тем более что некоторые командиры пользовались при переговорах чуть ли не открытым текстом: снаряды именовались огурчиками, танки — коробочками и так далее. Вполне понятно, что фашисты без труда разгадывали такой «шифр».

И наконец, последнее. Время от времени в расположении частей и подразделений появлялись люди, одетые в красноармейскую форму, которые якобы возвращались из госпиталя, разыскивали кого-то. Они находили словоохотливых бойцов, которые были рады не только угостить махоркой, но и между двумя затяжками выложить все новости. Знали фашисты о нашей доброте и отзывчивости, на это и делали ставку. Лишь своевременное вмешательство сотрудников особого отдела, которым становились известны такие случаи, помогало выявлять вражеских агентов.

Сделав определенные выводы, подобрав соответствующие материалы, мы обратились к командованию армии с предложением провести в частях и соединениях работу, направленную на повышение бдительности, ответственности каждого военнослужащего за сохранение военной тайны. Командующий армией А. И. Зыгин и член Военного совета В. Р. Бойко целиком и полностью одобрили нашу идею. Теперь, выезжая в разведывательные подразделения, мы беседовали с людьми и на эту тему. Такие же беседы командиры, политработники, сотрудники особого отдела проводили с пехотинцами, артиллеристами, связистами и другими бойцами. Как показало будущее, эта работа оказалась действенной.

Зима полностью вступила в свои права. Части нашей армии, завершив ликвидацию вражеских плацдармов, по-прежнему держали оборону. По-прежнему велось непрерывное наблюдение за передним краем противника. Как и раньше, уходили на задание поисковые группы. Действовать разведчикам стало намного труднее. Ведь не так-то просто даже в летнюю пору, затаившись где-нибудь на нейтральной полосе, часами оставаться неподвижным. В лютую стужу выполнить эту задачу способны лишь люди, обладающие железной выдержкой.

Но как ни странно, разведчики предпочитали действовать именно зимой.

— Сейчас куда сподручней, — доказывал мне как-то один из разведчиков. — Ползешь, а ветерок твои следы так и заметает, так и заметает…

— Так не всегда же ветер.

— Оно конечно! Только в такую погоду мы дома сидим. А когда задует-загуляет, фрицы враз по блиндажам. Тут самое время к ним в гости наведаться.

Да, не о себе думали наши разведчики. Пусть ветер обжигает лицо, пусть коченеют руки и ноги. Только бы возможно лучше выполнить задание, добыть необходимые сведения о противнике.

Во второй половине февраля 1943 года мы, анализируя поступающую в разведотдел информацию, сделали вывод, что гитлеровцы активизировали деятельность своей войсковой разведки. Наряду с этим начали поступать сигналы о том, что фашисты усилили охрану своего переднего края. Все труднее становилось нашим поисковым группам преодолевать его.

Несомненно, что на ржевско-вяземском выступе назревали какие-то события. Но какие? Быть может, желая взять реванш за армию Паулюса, разгромленную под Сталинградом, фашисты решатся на безумную авантюру — отчаянный рывок в сторону Москвы? Или они хотят видимостью подготовки к наступлению скрыть готовящийся отход войск? Такой вариант тоже не исключался. Пролить свет на истинные намерения гитлеровского командования можно было только путем разведки всей глубины обороны противника и его фронтовых тылов.

Для выполнения этой задачи командующий армией разрешил сформировать специальный отряд из самых опытных разведчиков. Он состоял из небольших групп, возглавляемых смелыми и инициативными сержантами. Командовать отрядом поручили лейтенанту Н. В. Корогодову. Он зарекомендовал себя хорошим организатором, умным, прозорливым разведчиком. Таким образом, мы получили возможность действовать в оперативной глубине противника.

Случилось так, что первый рейд группы во вражеский тыл начался в День Красной Армии — 23 февраля. Разведчикам предстояло углубиться на 30–40 километров. У Корогодова была радиостанция, кодированная карта. Ориентировочный срок пребывания на территории, оккупированной противником, — около четырех суток.

Переход линии фронта осуществлялся в трудных условиях. Я уже упоминал, что фашисты особо бдительно охраняли свой передний край. Чтобы отвлечь внимание гитлеровцев, мы решили на соседнем участке имитировать неудавшуюся попытку нападения на боевое охранение. И наш замысел увенчался успехом. Поднялась беспорядочная стрельба. «Под шумок» группа Корогодова, так и не обнаружив себя, миновала первую траншею. Успокоились мы, однако, лишь часов через восемь, когда была принята первая радиограмма. В ней сообщалось, что по дороге Оленино — Гусево в южном направлении движется колонна автомашин.

Разумеется, спокойствие наше было весьма относительным. Ведь люди находятся в непосредственной близости от врага. Сейчас все благополучно, а буквально через минуту картина может измениться. На каждом шагу подстерегают разведчиков опасности. И помочь им в трудную минуту практически ничем нельзя. А когда радиостанция разведчиков в назначенный час не вышла на контрольную связь, наше волнение стало перерастать в тревогу.

Две радиостанции, настроенные на заданную волну, дежурили на узле связи непрерывно. Рядом с сержантами-радистами сидели офицеры разведки и техники. Но эфир молчал. Только сухой треск атмосферных помех врывался в наушники. Почему же молчит Корогодов? Неужели разведчики обнаружены? Правда, группа достаточно сильна, состоит из лучших бойцов. И командует ею отличный командир. Но ведь и противник может стянуть немалые силы.

Так прошло трое суток. Их я провел почти без сна. Несколько раз пытался прилечь в блиндаже, но тяжелые, какие-то тягучие мысли не давали покоя. Точно так же чувствовали себя и другие. Чуть ли не каждый час кто-то из сотрудников разведотдела подходил к радистам. Вопросов никто не задавал. Достаточно было взглянуть на лица тех, кто дежурил у радиостанций, чтобы понять: никаких изменений нет, разведчики по-прежнему молчат.

— Что будем делать? — уже в который раз