Ну какой идиот потащит собаку взирать на пару огромных пластиковых мужских фигур? Они, конечно, интересны как образцы старомодного китча, но когда это собак волновала эстетика? Если бы они были вырезаны из масла, подобно корове на ярмарке в Айове, тогда да, но в этих высоченных фигурах не было ничего, способного заинтересовать собаку. Кроме того, с высоты роста Бумера массивные ноги Пола Баньяна скорее всего казались двумя синими телефонными столбами. После небольшой остановки около ближайшей собачьей площадки они опять вернулись на дорогу.

Дженнифер жалела, что перед отъездом не составила плана путешествия получше. Она испытала такой сильный шок, прикинув, как мало осталось жить Бумеру, что была не в силах ничего придумать с ходу и понадеялась на соображения, которые возникнут у нее по дороге. Теперь, задним числом, она понимала, что вещи, казавшиеся ей красивыми или знаменательными, были лишены какой-либо привлекательности в глазах четвероногого животного. Вдруг они не найдут ничего, что действительно понравится Бумеру? Неужели путешествие через всю страну обернется всего-навсего затянувшейся автомобильной поездкой?

– Ладно, мой умник, – сказала Дженнифер. – А чего хочешь ты?

Бумер приподнял подбородок, огляделся по сторонам, затем посмотрел на нее и принялся облизываться.

– Как, уже? Я даже не успела переварить завтрак.

Пес сглотнул и посмотрел на нее еще выразительнее.

– Хорошо, – вздохнула она. – Думаю, мне не следовало ни о чем тебя спрашивать, раз я не хотела знать ответа. Но после второго завтрака нам потребуется хорошенько растрясти поглощенные калории, мистер. Я не могу позволить себе новый гардероб.

Перед тем как где-нибудь поесть, она бросила взгляд на приборную панель: нужно заправиться.

В общем-то Натану нравилось заниматься исследованиями и расследованиями. Когда у него еще была колонка, обработка и выслеживание людей, которых при правильном подходе можно было убедить поделиться изобличающей кого-либо информацией, вызывали у него приток адреналина, словно он был аферистом, не способным угодить за решетку. Но сидение в переполненном душном офисе «Общества охраны памятников истории и культуры» этим утром было сущей пыткой. Экскурсовод по имени Мейбел уныло талдычила об истории шоссе 66 в течение почти что часа, а у Натана было не больше сколько-нибудь интересной информации, чем когда он переступал порог здания общества. Если ему чего и хотелось, так это поскорее выбраться отсюда.

Не то чтобы он не ценил проделанной Мейбел работы, но когда он ее слушал, у него не раз возникало подозрение, что сама она представляет куда больше интереса, чем излагаемые ею сведения. Пухленькая, с щеками как яблоки, с золотисто-каштановыми волосами, собранными в узел и покрытыми внушительным слоем лака, она выглядела словно самая настоящая фермерша со Среднего Запада: здоровая, богобоязненная и серьезная. Как он ни старался, но не мог перевести разговор на что-то личное.

Мейбел встала и пошла искать папку с топографическими отчетами, которая хранилась у них в задней комнате, а Натан тем временем, подавив зевок, посмотрел на часы.

«Это интервью одновременно избыточно и недостаточно», – подумал он.

Слишком много сведений о технических деталях и слишком мало об обычной человеческой жизни, из которой получилась бы занимательная статья. Лучше уж, чем понапрасну тратить время Мейбел, оборвать разговор прямо сейчас. Когда она вернулась с папкой толщиной в три дюйма в руках, он поднялся со своего места.

– Все было замечательно, Мейбел, но мне кажется, я отнял у вас слишком много времени. Лучше я вас отпущу, и вы возобновите свою работу.

Улыбка Мейбел слегка померкла, но она была достаточно сообразительна для того, чтобы почувствовать, что с ее аудитории довольно – нет нужды понукать павшую лошадь.

– Хорошо, – согласилась она. – Вам, наверное, нужно много еще где побывать. Хотите перед уходом что-нибудь выпить? У нас в холодильнике есть газированная вода.

– Нет, спасибо, я прекрасно себя чувствую.

– Ну тогда ладно, но, если у вас возникнут еще вопросы, обязательно звоните. Мы всегда рады помочь.

Когда Натан вернулся в машину – с чувством, будто его наконец перестали пытать, – он сверился с навигатором о том, где можно заправиться. «Мустанг» не только был пожирателем бензина, но, судя по маслянистым пятнам, которые оставил на парковке мотеля, из него вытекало больше бензина, чем масла из бабушкиных блинчиков. Если, как он подозревал, это какой-то дефект верхней прокладки, то Руди будет рвать и метать. Лучше ему поторопиться и написать побольше всего хорошего для Джулии, иначе его путешествие обернется разорением.

Улучшению настроения Натана не слишком способствовало и то, что он начал зацикливаться на женщине с автодрома. Или скорее на тайне ее пребывания там. Зачем ей все это – лимузин, снаряжение для собаки, темные очки – просто чтобы попасть на гонки НАСКАР? У нее было какое-то задание? Это скорее всего походило на розыгрыш. А может, на какое-то испытание, скажем, на проверку того, тщательно ли бдят охранники. Он не мог разгадать эту загадку, и она зудела у него в голове, о чем бы Натан ни думал. Что в этой женщине такого, пытался понять он, что завладело его воображением?

Была ли она красивой? Конечно, по высшему разряду, типа, я само совершенство. Но как насчет волос, одежды, косметики? Определенно не его тип. Подобные женщины слишком избалованны, часто склонны доминировать над тобой, чтобы доставлять удовольствие. Выведи ее куда-нибудь несколько раз, и она уже покупает тебе органайзер и сортирует твои носки. Он скорее предпочтет румяную блондинку, у которой в черепе меньше содержимого, чем в бюстгальтере.

Значит, если он зациклился не на женщине, то, может, на ее собаке? Натан улыбнулся. Он стоял рядом с местами для прессы, когда Бумер носился взад-вперед вдоль окна. А потом, увидев, как этот чумной ретривер бежит к нему, Натан подумал было, что это Добрый, наклонился, чтобы обнять его золотистое, бархатное туловище, и почувствовал ком в горле. Словно шагнул в прошлое.

Быть сыном военного – нелегкое дело, и Натан особенно тяжело переживал, когда приходилось надолго расставаться с отцом. Будучи самым спортивным в семье, Руди проводил большую часть времени либо на работе, либо играя в футбол осенью и бегая весной, а у сестры Натана Амелии никогда не хватало времени на младшего брата, мешавшего ей жить. Денег у них было мало, и маме приходилось подрабатывать везде, где только можно, и безденежье плюс боевые командировки мужа лишали ее как свободного времени, так и терпения. Все сошлись на том, что Натану нужна собака.

Он назвал пса Добрый, взяв это слово из польского, а в приюте ему сказали, что это помесь лабрадора с ретривером, но для него значение имело лишь то, что пса переполняла безусловная любовь к одинокому мальчику, чья жизнь прежде была одним сплошным расстройством. С того самого дня, как они принесли щенка домой, Добрый стал лучшим другом Натана.

Натан увидел впереди заправочную станцию и включил поворотник. Воспоминания о Добром всегда удручали его. Когда его родители расстались, в единственном жилье, которое смогла позволить себе мама, не разрешалось держать животных, и Доброго пришлось отправить обратно в приют. В результате неожиданной потери дома, отца и лучшего друга у Натана случилась депрессия, которая проявлялась в первую очередь в его поведении в школе. Он был настолько умненьким ребенком, чтобы соображать: если он полезет в драку, то его побьют, и потому использовал свой ум и острый язык для того, чтобы отпускать язвительные замечания, вызывавшие как смех, так и слезы, и учителя ругали его, а сверстники уважали, хотя и неохотно. Все это оказалось прекрасной подготовкой к убийственным комментариям, которыми славилась его колонка в «Триб». Может, поэтому он воспринял ее утрату столь болезненно. Без нее Натан чувствовал себя беззащитным.