Жилье у него имелось. Лет семь назад он выпросил у отца мастерскую, даже успел там прописаться. Вот только заселиться не удалось. Прособирался.

Он прилетел в Питер летней ночью.

С детства, когда ему случалось зависнуть у отца в мастерской, он помнил соседку, которую все в доме называли бабой Нюрой. Федору это имя не нравилось. Не похожа интеллигентная пожилая женщина ни на бабу, ни на Нюру. И Федор сразу стал звать ее по имени-отчеству. Иногда она, видя бесцельно и одиноко слоняющегося мальчонку, зазывала его к себе на чай с сушками. Милая была женщина. Ключи от квартиры, отбывая на зону, Федор просил оставить Анне Андреевне.

Ее домашний телефон у него имелся, но оказалось, что он давно не обслуживается. Пришлось звонить старшей по дому. К счастью, ее номер не изменился. По пути из аэропорта он заскочил и забрал у заспанной Натальи Петровны ключи. Зашел в квартиру, бросил вещи, сел на диван. Все. Дома. И через мгновение уснул.

Федор закурил и долго смолил одну сигарету за другой, вдыхая вместе с дымом знакомые запахи родного города.

Смешная эта соседка. Налетела на него, как ведьма. Чуть не прибила бутылкой из-под водки. Федор вспомнил всклокоченные волосы, выпученные глаза и вдруг испытал незнакомое или, скорее, давно забытое ощущение.

Кажется, это называется предчувствием счастья.

Старичок Пухов

Воскресенье прошло довольно бездарно. Знакомство с соседом не в счет. Володин телефон не отвечал, впрочем, он предупреждал, что в эти выходные занят. Лариска от предложения съездить куда-нибудь, например в Ораниенбаум, отбрыкалась и заявила, что у нее важные дела. Какие такие важные дела? Наверняка опять познакомилась с каким-нибудь обалдуем и тот пригласил ее в пивнушку. Почему-то Ларискины ухажеры приглашали ее исключительно в пивнушки. В принципе, Марфа против пивнушек ничего не имела, но считала, что подругу, с ее интеллектом и красотой, должны приглашать сначала на выставку модернистов, а уж потом в кабак. В ответ на ее возмущенные речи Лариска, хохоча, заявляла, что если будет ждать любителей модернизма или, что еще хуже, какого-нибудь сайарсизма, то в результате дождется только климакса.

В конце концов Марфа засела за работу и до вечера не отрывалась от компьютера.

В восемь неожиданно пришел новый сосед и попросил взаймы стремянку или стул. Вежливая Марфа ответила, что стремянки нет, а стул, пожалуйста, пусть выбирает любой.

Сосед прошел и стал выбирать поплоше. Подумав, Марфа предложила кофе. В виде ответной любезности. Сосед отказался и двинулся к выходу. Лихорадочно соображая, что бы такое придумать, чтобы его задержать, она догнала и спросила, не сможет ли он отремонтировать кровать, которая все время заваливается вбок.

Сосед – Федор, кажется, – пожал плечом и пошел смотреть кровать. Оказалось, от металлической ножки оторвалось колесико. Они поискали пропажу, но не нашли. Заявив, что таких колесиков теперь не делают, сосед приладил к ножке какую-то железяку и сказал, что «пока сойдет, а там посмотрим». Так и сказал. Посмотрим.

Когда он ушел, Марфа немного поразмышляла о том, почему это «посмотрим» было так приятно услышать, и решила, что всему виной глупое женское тщеславие. На самом деле никакой сосед ей не нужен. У нее есть Володя.

Она набрала номер любимого и долго слушала длинные гудки. Не берет трубку. Конечно, он же предупреждал.

Она разобрала постель и уже собралась сладко зевнуть, как услышала негромкий звук.

Сначала под окном кто-то покашлял, потом постучал по стеклу. Марфа осторожно подошла поближе и сквозь легкую занавеску увидела голову и плечи человека. Словно памятник на постаменте из подоконника. На голове было надето что-то похожее на кепку.

– Анна Андреевна, голубушка, не пугайтесь, это я, Ваня Пухов. Стучу вам в дверь, а вы не слышите. Испугался уже, что не застал дома, а потом смотрю – шумите на кухне. Ей-богу, отлегло.

Марфа отдернула штору, недоумевая, откуда взялся этот мальчик Ваня.

За окном стоял старичок и, вытянув гусиную шейку, старался заглянуть в квартиру. Увидев перед собой вместо «голубушки Анны Андреевны» сурового вида девицу, старичок стушевался и, сдернув с головы кепчонку, поклонился.

– Простите за ради Христа, я… мне бы… А где хозяйка?

– Анна Андреевна умерла.

– Ай, – скривился старичок и вдруг заплакал так горько, что Марфа от неожиданности вздрогнула.

Старичок отбежал от окна и, сжавшись у столба, рыдал, не обращая внимания на прохожих. Марфа растерялась. Она хотела позвать безутешного, но не знала, как обратиться. Не Ваня же.

Старик между тем немного успокоился, утер заплаканное лицо кепкой, надел ее на голову и двинулся прочь.

– Эй, товарищ, подождите! – крикнула Марфа, открыв окно.

Старик повернулся, продолжая вытирать слезы, ручьем бегущие по лицу.

– Постойте! Извините, как вас зовут?

– Пухов. Иван Анатольевич.

– А вы Анну Андреевну откуда знали?

Старичок подошел поближе, снова стянул кепку и дрожащим голосом сказал:

– Мы росли вместе. С детства знакомы были. Хотел повидаться после многих лет разлуки.

– Я открою вам дверь, проходите во двор.

Войдя в квартиру, Иван Анатольевич осмотрелся, будто вспоминая, и, засмущавшись, спросил:

– А вы неужели родственница Анне Андреевне будете?

– Нет, я не родственница совсем, но квартиру получила по завещанию.

Старик вроде немного засомневался, поэтому она добавила:

– Я с Анной Андреевной дружила, знала близко.

– А-а-а… – кивнул Иван Анатольевич. – Я-то, видите ли, с ней уже лет пять, нет, шесть не виделся. В другом городе живу. А тут приехал на консультацию к врачу. Ну и решил проведать подругу детства. Мы ведь с ней с младых, что называется, ногтей…

– Да вы проходите, Иван Анатольевич, – пригласила Марфа, чувствуя, что должна как-то приветить милого старичка, да еще друга Анны Андреевны.

Иван Анатольевич сдержанно кивнул, снял штиблеты и, озираясь, прошел в кухню. «Значит, действительно здесь бывал, – подумала Марфа. – Знает, где у хозяйки парадные покои».

– Надо же, а ведь все по-прежнему. Ничего не изменилось за прошедшие годы.

– Я тоже не собираюсь ничего менять, хочу, чтобы все оставалось, как при Анне Андреевне.

– У Анюты всегда был хороший вкус, умела уют наводить.

– Я думаю, это у нее в крови, – накрывая на стол, заметила Марфа.

– И не говорите. Виельгорские – это вам не кухаркины дети! – подхватил Пухов. – Они всегда умели держаться благородно. И дом благородно вели.

– Как верно вы сказали! Анна Андреевна всегда держала себя исключительно благородно. Что бы ни случилось!

– Ее жильцы бабой Нюрой, помнится, кликали. Я все думал: «Какая же она баба?» Она женщина тонкая и благовоспитанная! Уж никак не баба!

Марфа кивнула и вспомнила, как однажды спросила у подруги, не обижается ли она на «бабу