— Где золото, сука? Последний раз спрашиваю!

И ударил кулаком в живот…Она не плакала. Уже нет. Давно поняла, что ребенок не шевелится, еще после первого удара ногой. Да и плакать и умолять бесполезно. Пьяным нелюдям наплевать на нее. Они полны злобы, алчности и ненависти. Они убили Вихо…она знала. Чувствовала. Иначе он бы вернулся и спас ее.

— Может быть, вонючий индеец не заработал столько, сколько сказал нам янки?

— Заработал! Три года охотился на буйволов! Она заговорит! Я выбью из суки правду!

— Будет молчать, как и ее проклятый муж, которому ты перерезал глотку! А я говорил тебе, надо было тащить его сюда и при нем выбивать правду из этой суки. Тогда он бы заговорил!

— Где золото, мразь?

И снова ударил. Теперь кулаком в лицо.

— У…нас…нет…золота… — прохрипела женщина и закрыла глаза. Пусть все это быстрее закончится. Пусть Боги заберут ее душу и избавят от мучений. Заберут вместе с душой Вихо и нерожденной малышки.

— Подожди…не бей. Я знаю, как заставить сказать ее правду.

Один из ублюдков подошел к молодой женщине и схватил ее за подбородок.

— Никогда не трахал индейских шлюх. Отвяжи ее и бросай на стол. Развлечемся напоследок, а заодно вчетвером заставим ее выстанывать нам признания.

— Хахаха, если только ее рот не будет занят.

— Неее, я брезгую.

— А я нет, — сказал четвертый.

— Я тоже нет.

— Не надо…, — прошептала и покачала головой.

— Говори, где золото, тварь! И может, тогда мы будем с тобой очень нежными!

— Да…очень-очень нежными.

Тогда она поняла, что ничего не изменится — скажет она им или нет — ее все равно убьют, а так золото останется Дамиану. Он знает, где оно спрятано, и найдет его.

— Будьте вы прокляты! Духи вас покарают!

Шептала она, пока с нее срывали платье и распластывали на столе, привязывая руки и ноги к ножкам.

Пусть только Дами не возвращается так скоро…Пусть он задержится там как можно дольше.

* * *

— Когда родится твоя сестренка, малыш?

— Зимой, мистер Робин. В декабре. Как раз на католическое Рождество.

— Зимой — это хорошо. Говорят, на святые праздники рождаются благословенные люди. У нас с Маргарет осталась кроватка от нашей Микки, можем заехать, и я отдам ее тебе. Привяжем с двух сторон от седла, и как-нибудь довезешь домой.

— Ооох, мистер Робин! Спасибоо! Мама будет невероятно счастлива! Мы думали о кроватке, но новая…новая не по карману, а старую…мама хотела завтра присмотреть что-то на ярмарке.

— Вот и будет у вас кроватка. Мне ее брат привез, она из добротного дерева, не один год и не одному малышу прослужит верой и правдой.

— Вы очень добры, мистер Робин.

Мужчина похлопал Дамиана по плечу.

Дамиан вернулся домой около девяти вечера. Сегодня он разгружал вагоны с зерном, а потом вместе с мистером Робином поехал к заводу и помог носить ящики с металлом, потому что двое из его бригады запили и не вышли на работу. Дами молодец. Он заработал в два раза больше, чем обычно, и завтра они с отцом поедут на ярмарку. Он купит маме бусы, а малышке, которая сидит у нее в животе, погремушку. Они положат ее в изголовье в детской кроватке, которую им отдал мистер Робин. Пока ехал, представлял лицо матери, как та обрадуется и деньгам, и кроватке, как начнет радостно бегать по дому и причитать:

— Смотри, Вихо, Дами привез кроватку, смотри, наш мальчик такой взрослый, он зарабатывает почти как ты.

— Как же мы тобой гордимся, сынок!

Но по мере того, как приближался к дому, внутри появлялась тревога. Из дымохода не шел дым, не горел свет. Обычно родители в это время дома, и отец ждет, пока вернется Дами, и они вместе сядут ужинать. Где-то сбоку заржал конь, и Дамиан обернулся… с ужасом увидел бегающего с поводьями между ног Иси. Свистнул, и конь преданно пошел к нему навстречу.

— Ты что здесь делаешь? Где все? Где отец?

Бока коня перепачканы чем-то темным…Дамиан тронул пальцами и поднес к лицу, принюхался. Это кровь. Пахнет кровью. Бросился к дому, распахнул дверь и застыл на пороге. Какое-то время стоял в оцепенении. А потом громко заорал. Так громко, что задребезжали стекла. Выскочил на улицу, согнулся пополам и принялся исторгать содержимое желудка. Потом упал на колени и рыдал, выл, как раненое животное, сжимая кулаки и исторгая нечеловеческие вопли. А перед глазами окровавленное, истерзанное тело матери и весь пол в лужах крови.

Шатаясь, как пьяный, вскочил в седло и поскакал в город, когда мистер Робин открыл ему дверь, он увидел перед собой не пятнадцатилетнего мальчишку, а убитого горем, раздавленного мужчину…у которого утром на висках появится седина.

— Мою маму…мою маму убили.

— Как убили? Кто, сынок?

— Не знаю…пока не знаю. Они зарезали ее охотничьим ножом отца…он…он торчит из ее живота.

Сказал и сполз по косяку двери на пол.

— Надо найти папу и похоронить их обоих…а потом я найду тех, кто это сделал.

Он сам нес на себе тело Вихо. Подлые твари убили его несколькими выстрелами в спину. В лицо не решились — ведь Вихо отличный стрелок и у него зоркий глаз. Он мог уклониться от пули. Все знали охотника Вихо и его тихую, скромную жену. И так же знали, кто такой этот индеец, который появился из ниоткуда искать лучшей жизни вдали от своего племени. Его боялись.

Дамиан уложил тело отца на плот, рядом с матерью. Он обмыл их хрустальной водой из реки, смыл кровь, сложил их руки на груди, нанес на тела краску с символами духов. Вместе с мистером Робином они спустили плот на воду, предварительно облив со всех сторон бензином, когда течение унесло его подальше от берега, Дамиан поднял вверх лук с горящей стрелой и выстрелил в направлении плота. Через несколько минут тот полыхал, как факел, уплывая вдаль. Мистер Робин посмотрел на юношу — тот не плакал, а упрямо, чуть сощурив свои раскосые миндалевидные глаза, смотрел вслед погребальному плоту. Потом опустил лук и медленно выдохнул, сжимая сильнее челюсти.

— Чем я могу помочь тебе, мой мальчик?

— У вас есть ружье? Все отцовское оружие они забрали. Я обещаю вернуть с новыми патронами. А еще мне нужно снотворное.

— Ты должен оставить эту затею. Сам ты ничего не сделаешь, ты совсем мальчишка!

Мистер Робин искренне опасался, что юный Керук последует за бандитами, и те убьют его. Что может сделать в одиночку отчаявшийся подросток-сирота, ослепленный горем утраты?

— Я — воин, в моем племени мужчинами становятся в тринадцать лет, а в пять уже умеют стрелять из лука и метать копье, в десять выходят с отцом на охоту. Мне почти шестнадцать, я найду мразей, которые убили моих родителей, и казню их.