Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Смерть Христова![53] – выдохнул Ардуин. – Прямо в стенах аббатства?
– Да, насколько я мог понять. Она возвращалась после посещения жертвователей[54]. Деньги, которые она везла с собой, исчезли, лошадь[55] нашли в нескольких туазах от ее… останков.
– Этот проклятый преступник не украл лошадь?
– Без сомнения, это потому, что он боялся, как бы не узнали клеймо аббатства.
– А, конечно!
Разговор прервало появление слуги и его помощника. Ардуин погрузился в созерцание неловких движений истопника – парнишки около двенадцати лет, – который уронил полено, при этом едва не поджег себе рукав, раздувая огонь, и, вставая, стукнулся головой о колпак над камином, после чего оглянулся на хозяина с извиняющейся улыбкой.
Когда они снова остались одни, помощник бальи протянул Ардуину стакан гипокраса.
– Вы его убили?
Мэтр Высокое Правосудие не нуждался в уточнениях, чтобы понять, о ком идет речь.
– Мессир, я убил очень много людей.
– Но среди них не так уж много старших бальи шпаги, – возразил Тизан.
Сделав глоток пахнущего пряностями вина, Ардуин уклончиво заметил:
– Ценность петуха определяется по тому, как он себя ведет, когда в курятник забралась лисица, а не по тому, как он делает грудь колесом перед курами и цыплятами.
– Занимательная метафора, но тем не менее…
– О достоинствах человека можно судить по тому, как тот ведет себя перед лицом смерти. Когда думаешь, что она близка, становится не до лжи и уверток. Ну а что касается д’Эстревера, то под маской мужественного вояки оказалось полнейшее ничтожество.
Услышав это косвенное признание, Арно де Тизан поднял брови и прошептал:
– Вижу. Ничтожество, которое без колебаний впутало меня во все эти… заблуждения, чтобы самому дешево отделаться.
– Заблуждения? Это еще очень мягко сказано, – выпрямившись, произнес мастер Высоких Деяний. – Что же касается всего остального, то не кажется ли вам, что во всех этих субъектах есть нечто общее?
– Я вдвойне… нет, втройне ваш должник. Подтверждение виновности слабоумной Какет и… предел, который вы положили убийствам этих несчастных детей… к тому же вы избавили меня от большой опасности, которая уже было нависла надо мной.
Может быть, мессир де Тизан надеялся услышать, что это вовсе не так. Но Ардуин увидел в этом лишь проявление любезности. По правде говоря, помощник бальи и в самом деле был ему обязан. Поэтому он выкрутился с помощью недурного словесного пируэта:
– Человек чести охотно допускает как обязательства, так и долги.
– Хм… Расходы, которых я опасаюсь, увеличиваются прямо на глазах, – произнес Тизан, и его глаза орехового цвета, взгляд которых мог становиться таким тяжелым и безжалостным, пристально уставились на собеседника. – Анриетта… Вы мне поможете? Я не могу требовать как бальи, не стану просить вас как… друг, так как не уверен, что вы согласитесь связать себя со мной узами дружбы. Я умоляю вас как отец.
Будь ситуация не настолько трагичной, Ардуин непременно сыронизировал бы. Вся эта наигранная сердечность, которую помощник бальи демонстрировал в его адрес, проистекала лишь из потребности в его таланте судебного следователя, причем такого, которого невозможно ни подкупить, ни отговорить, ни запугать. Очень богатый палач как нельзя лучше подходит на эту роль. Казалось, Тизан полностью забыл, с каким презрением он всегда к нему относился. Так все относились к людям этой профессии. Ну и какое это имеет значение? Да никакого!
– Помочь вам – большая честь для меня, мессир.
Заметив напряженно сжатые губы собеседника, Ардуин понял, что помощнику бальи нелегко далась эта просьба. К его неудовольствию, это увеличивало список долгов перед мэтром Высокое Правосудие.
– Вы согласитесь сопровождать меня в аббатство Клерет?
– Это недалеко от Ножан-ле-Ротру, – заметил Ардуин.
– Именно так. Девять или десять лье птичьего полета от Мортаня. Мы отправляемся завтра рано утром. Сегодня вечером мы вернемся в Ножан-ле-Ротру, где и переночуем. Почему бы не остановиться в вашем излюбленном «Напыщенном кролике»? Наши лошади тем временем отдохнут. А на следующее утро мы направимся в аббатство.
Перспектива провести вечер и ночь в обществе помощника бальи вовсе не привела в восторг мэтра Высокое Правосудие. Тем не менее отклонить это предложение было бы оскорбительно и, более того, неосторожно.
– Я…
– Колеблетесь? – перебил его Тизан резким, почти угрожающим тоном.
– Ни в коем случае; я охотно помогу вам во всем, что касается демуазель Анриетты и аббатства Клерет.
Ардуин принялся осторожно подыскивать слова, чтобы не вызвать внезапное любопытство собеседника.
– Ножан… насколько я помню, вы распорядились отправить послание семье родственнице Мари де Сальвен, которая там живет.
Помощник бальи, казалось, был немного удивлен тем, какой оборот принял этот разговор. Голос его прозвучал довольно безразлично; все, что не имело отношения к его горю, не имело значения для мессира де Тизана:
– Да, молодой баронессе Маот де Вигонрен и ее свекрови Беатрис, с которыми я едва знаком. Это самое меньшее, что я смог для них сделать. Она была мне признательна, так как ее потрясла ужасная несправедливая и позорная смерть этой несчастной молодой женщины.
Стоило помощнику бальи произнести это имя, которое уже упоминалось в разговоре с хозяйкой «Напыщенного кролика», Ардуин почувствовал, как его сердце подпрыгнуло и застучало с бешеной скоростью. Мэтр Высокое Правосудие постарался, чтобы его голос прозвучал как можно более безразлично:
– Так, значит, насколько я понял, между баронессой Маот и Мари де Сальвен существует родственная связь?
– Ну конечно, они единокровные сестры.
Ардуину едва удалось скрыть изумление, когда он услышал то, что последовало за этим:
– Жеранвильские волки, очень хорошая семья – великодушная, покровительствует искусствам. Уроженцы Труа, они посодействовали строительству аббатства Сен-Лу-де-Труа[56], епископ которого был их дальним родственником[57], чем объясняется то, что они носят то же самое имя. Впрочем, мадам Констанс де Госбер является тетушкой им обеим и дальней родственницей нашего дорогого святого отца Климента Пятого. Очень почитаемая семья. Если я правильно помню, мадам Маот, баронесса, на несколько лет младше Мари де Сальвен.