Заметив по лицам собранных матросов, что они ждали большего, старший офицер добавил, что получена еще одна телеграмма, и вскоре принес уже упомянутую мною телеграмму адмирала Непенина… Команду было приказано распустить. Стоявший тут же телеграфист сказал матросам, что капитан 2-го ранга Лодыженский прочитал не все телеграммы, и рассказал про отречение государя императора. Команда заволновалась. Какой-то смуглый матрос, подойдя к борту, стал зычным голосом вызывать стоявшую рядом «Славу», а появившиеся на мостике сигнальщики начали семафорить.

Вахтенным начальником в этот день был лейтенант Бубнов (Геннадий Александрович), незаменимый в бою по знаниям, опытности и хладнокровности артиллерийский офицер, редкий по нравственным качествам человек.

Выбежав на палубу, он спросил: «Почему семафорят? Кто разрешил?» И не дожидаясь ответа, приказал вахтенному отвести ближайших и, по его мнению, вероятно, наиболее виновных людей к старшему офицеру, куда вслед за ними и сам направился.

Старший офицер, уже успевший разобраться в настроении команды, сейчас же отпустил обоих матросов и этим, несомненно, спас себе жизнь.

После ухода вниз лейтенанта Бубнова на палубе раздались крики, призывавшие команду к разгрому арсенала. Вне всякого сомнения это были голоса агитаторов. На решетчатый люк арсенала посыпались удары, и он вскоре был открыт. Команда, вооружившись, отобрала от караула патроны. Когда вахтенный начальник узнал о разгроме арсенала, то он, вбежав в караульное помещение, вызвал караул «в ружье».

На это послышались голоса: «Уходи, пока цел!»

Лейтенант Бубнов схватил ближайшую винтовку из пирамиды, желая заставить караул повиноваться, но не успел сделать и шага, как был окружен матросами. Агитаторы требовали расправы. Слышались крики: «Бей! Лупи! Смерть ему!» Одновременно грянуло несколько выстрелов, и вахтенный офицер упал на пол каземата, сраженный насмерть, продолжая сжимать в мертвых руках винтовку. Это была первая жертва революции…

Лейтенант Бубнов храбро встретил смерть, но не менее храбро ее приняли и другие убитые.

В этот момент как раз сигнальщики на «Андрее» приняли сигнал, вызывавший контр-адмирала Небольсина на «Кречет». Адмирал спокойно прошел мимо отдельных групп собравшихся на палубе матросов, обсуждавших случившееся, и, спустившись на лед, направился в штаб командующего флотом. Его, однако, заметили с бака агитаторы, науськавшие на него матросов, которые открыли по нему огонь. Стреляли трусливо, по-воровски. Пули пролетали мимо, взрывая снег. Заметив, что стреляют по нему, адмирал остановился и сделал знак, чтобы прекратили стрельбу. Поднявшись по трапу, контр-адмирал Небольсин сказал матросам, что объявит им сейчас манифест, но те же агитаторы начали кричать: «Стреляй! Бей его!» – и он, не успев сделать и трех шагов по палубе, упал под выстрелами матросов. Тело сейчас же было сброшено с корабля на лед. Оказалось, однако, что тяжело раненный адмирал был в глубоком обмороке, когда его вечером увезли в морской госпиталь, где за неимением места в покойницкой все тела убитых были сложены под аркой, соединяющей дворы Софиевской и Екатерининской улиц. Ночью он очнулся и сказал лежавшему на нем, тоже тяжело раненному офицеру, что умирает… Убийцей его был матрос Дмитрий Курганов.

Офицеры в момент разгрома арсенала находились в кают-компании. Когда же стало известно об убийстве лейтенанта Бубнова и контр-адмирала Небольсина, то перешли вместе с командиром корабля капитаном 1-го ранга Г. О. Гаддом в кормовое помещение, предварительно вооружившись револьверами. Оно имело люк на палубу. Когда это заметили матросы, то со льда открыли огонь по иллюминаторам и люку. Во время обстрела на бак прибежал от командира ординарец, прочитавший манифест об отречении. Капитан 1-го ранга Гадд правильно понял корень бунта, и хотя в ошалевшем матросском мозгу еще сидела идея расправы, но все же у многих явилась охота к обсуждению прочитанного.

Когда ординарец закончил читать, то по кораблю прокатилось могучее «ура».

В это время на «Павле I» взвился красный флаг. Вслед за ним подняли флаги «Слава», «Севастополь» и «Полтава».

Сумерки сгущались. Команда приказала зажечь красный огонь, а сигнальщики передали по линии: «Андрей» восстал, товарищи, присоединяйтесь!»

Не все, однако, растерялись. Среди кондукторов нашлись такие, которые советовали матросам разойтись, успокоиться и вспомнить 1907 год. На старых матросов это подействовало, и был момент, когда бы все успокоились, но, к несчастью, на корабле было много молодых матросов, очень распущенных и уже сильно смущенных агитаторами, затесавшимися в их среду. Особенно выделялся кондуктор электрик Дроздов. Унтер-офицер Матюшкин произнес следующую речь: «Товарищи, корабль в опасности! Объединимся! Я предлагаю поставить часовых у погребов, машин и прочих, чтобы офицеры с отчаяния не потопили корабль. Пусть каждый специалист охраняет свою часть. Потом надо выбрать из своей среды командира. Товарищи, я скажу вам несколько слов про офицеров. Не подумайте, что я их защищаю или их сторонник. Вы хотите их перебить. По-моему, это неправильно. Не забывайте, в какое время мы останемся без офицеров, ведь у нас еще есть внешний враг. Перед нами война. Офицеры еще нам нужны: мы не можем сами управлять кораблями в бою. Мы пропадем без офицеров. Кто из нас понимает или, можно сказать, знает артиллерийское дело как настоящий артиллерист или штурман? Они этому каждый по несколько лет учились. На них затрачены наши народные деньги. Я со своей стороны предлагаю оставить мичмана Р.»

Так оставили мичмана Е, затем Б., Ш. и П., вызвав их наверх из кормового помещения, кроме одного, оказавшегося случайно на берегу. Ему на квартиру доставили матросские шинель и фуражку, так как идти в офицерской форме было уже небезопасно.

Оправдывали почти единогласно, только один раз здоровенный кочегар, бледно-синий от возбуждения, зарычал: «Этак вы всех выпустите на свободу!» Решили оставить и командира капитана 1-го ранга Гадда.

Во время выборов разнеслась по кораблю весть, что офицеры убили вестового из кают-компании Казирова (мусульманина). Опять то была работа агитаторов, которым не нравилось успокоение команды.

На самом деле Казиров был убит самой же командой во время обстрела иллюминаторов, что видели многие матросы. Казиров, получив тяжелую рану в живот, помешался от ужаса. Он смог еще пробежать десятка два шагов, безумным голосом крича: «Снимите с меня скорее перчатки!»

Более всех неистовствовал Николаев. Бегая между матросами с бледно-зеленым лицом, брызжа слюнями и захлебываясь, он науськивал команду продолжать избиение офицерства. Он в этом успел. Случай этот дал новый простор бешенству. Стали кричать: «Командира на шанцы! Арестовать всех офицеров!» и т. п.

Тогда же был тяжело ранен случайной пулей Воробьев (Тимофей Тимофеевич).

Командир, медленно поднимаясь по трапу, показался на палубе. Наружно он был совершенно спокоен, но это, видимо, ему стоило больших усилий.

Николаев выстрелил в него, но рядом стоявший старый матрос толкнул винтовку, и пуля пролетела