Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты сделала все, что могла, — ты же не отходила от него ни на минуту. И потом, Кармелита, за тобой за самой сейчас нужно поухаживать. Перебирайся в дом, отдохни.
— Нет, папа, не надо. Я останусь на конюшне, если ты позволишь.
Баро вздохнул.
— Ты все дальше и дальше от меня, Кармелита.
— Просто я повзрослела.
— А мне кажется, что дело не только в этом… Ты перестала считать меня своим отцом — вот и держишься на расстоянии.
— Нет-нет, папа, я прошу тебя — не надо так говорить. — И Кармелита даже прикрыла рукой рот отца.
Баро взял ее ладонь в свои и прижал к щеке. Но что-то бросилось ему в глаза. Он еще раз посмотрел на руку дочери и заметил кольцо, очень красивое.
— У тебя новое кольцо, дочка?
— Да, Астахов подарил. Из Лондона привез, специально для меня.
Баро замолчал.
— Ты считаешь, что я не должна была принимать такой дорогой подарок? — прямо спросила Кармелита.
— Нет, ну почему же. Ведь Астахов — твой отец… — Непросто, ох, как непросто дались Баро эти слова.
Подошла Груша, заканчивавшая уборку. В руках у нее была чашка с молоком, которое Кармелита налила себе еще утром, да так и не выпила.
— Тут вот молочко — хочешь? — спросила она девушку.
Кармелита машинально протянула руку к чашке.
— Ой, солнышко, — всполошилась Груша, — давай я тебе свеженькое принесу! Это ж давно стоит…
Остаток из чашки Груша вылила. Это было последнее отравленное молоко.
— Что сейчас думаешь делать? — спросил Баро дочку.
— Хочу лошадей к озеру на водопой сводить.
— Кармелита, а давай вместе — на водопой, а? Как в старые добрые времена…
— Давай! — Девушке эта идея и в самом деле очень понравилась.
— Ты прости меня, что я начал этот разговор. Просто больше всего в жизни я боюсь потерять тебя как дочь.
— Папа, этого никогда не случится. Никогда! Ты был моим отцом, ты им и останешься.
И через двадцать минут отец и дочь стояли среди лошадей на берегу озера и, как в далеком уже Кармелитином детстве, ловили радугу среди брызг, которые поднимали, заходя в воду и отфыркиваясь, лошади.
* * *
Солодовников был доволен проведенным разговором. Прежде всего, с профессиональной точки зрения ниточек оказалось немало. Кто знает, может, потом благодаря этим ниточкам множеством людей можно будет руководить, как марионетками.
И об Астахове выяснились интересные подробности — и о личности, и о финансовых делах, и о семье. Информация о первом бизнесмене была как раз тем недостающим звеном в общей картине денежных потоков в Управске и вокруг него, которого не хватало Солодовникову. Теперь же эта картина стала полной.
Следователь хорошо помнил изречение: «Кто владеет информацией, тот владеет миром». И хотя завладеть миром он не собирался, грамотно распоряжаться информацией жизнь его научила.
Антон по просьбе Солодовникова участия в разговоре не принимал. На все вопросы старший Астахов ответил ему лично.
О сегодняшнем приходе Миро и Сони поговорили особенно детально.
— Значит, вы отказали Милехину в ссуде? — озабоченно спрашивал Солодовников.
— Я не отказал, мы только начали переговоры. Разговаривала с ним Олеся — она мой главный бухгалтер. Сейчас у меня просто нет свободных денег, но мы собирались подумать о том, как выйти из положения.
— Иными словами, картина складывается следующая. Милехину нужны деньги. Он обращается к вам. Вы денег не даете, но он узнает все о ваших картинах. И спустя несколько часов картины у вас пропадают.
— Думаю, что это просто совпадение.
— Может быть, и так. Разберемся.
— Ефрем Сергеевич, поймите, эти картины стоят очень дорого. В Управске продать их практически невозможно. Для этого необходимы связи в определенных кругах. И уж никак нет таких связей у цыганского парня!
— Пожалуй. А вот что касается Софьи Орловой и ее матери… Как вы считаете?
Астахов замялся.
— Николай Андреевич, повторяю вам: наша задача — отработать все версии.
— Понимаю вас, но думаю, что вы на ложном пути.
— Я учту ваше мнение, но мы обязаны все проверить.
Олеся сидела за ресторанным столиком совершенно опустошенная. Пить больше не хотелось. Да и жить, в общем-то, тоже не очень.
Человек, которого она полюбила, так и не стал полностью ее человеком. А больше у нее никого и не было. Идти теперь тоже было не к кому. Но и возвращаться в астаховский дом совсем не хотелось. В ее маленькой квартирке согласно долгосрочному договору обитали квартиранты. Оставалось отправиться в гостиницу — ей это было уже не впервой.
Олеся вышла из ресторана и побрела по городу. Тот, на кого она так рассчитывала, ее не понял. Все планы на жизнь в один миг рухнули. Хотелось плакать, но не было даже слез. Была только пустота внутри. Полная, абсолютная пустота.
Ее ноги пришли в гостиницу. Ее губы спросили у портье одноместный номер. Ее руки стали заполнять гостиничный бланк. А самой ее не было, нигде не было.
— О! Экс-невеста! Какими судьбами? — Через фойе проходил Игорь.
Олеся вздрогнула и оторопела.
— Что, и тебя Астахов из дома выставил? — Игорь, конечно, тоже был удивлен встречей, но не настолько, чтобы перестать ерничать. — О, да ты вся дрожишь. Хочешь, согрею? Я мужчина горячий! Пойдем в номера? И ты поймешь, что я гораздо лучше Астахова!
Игорь взял Олесю под локоть.
— Убери руки! — Она наконец обрела дар речи, вырвалась от Игоря и выбежала из гостиницы.
К обиде, опустошенности и одиночеству прибавилась еще и беззащитность.
* * *
В Управский уголовный розыск направили курсантку Московского юридического университета Ирину Полякову. На стажировку. Стажироваться начальник Угро определил ее к Солодовникову. Ефрем Сергеевич не возражал: во-первых, будет как-то веселее; а во-вторых, если эта девочка хоть чему-нибудь в своем университете научилась, то можно будет спихнуть на нее рутинную часть работы.
Вот и сейчас он отправил ее в прокуратуру — подписать несколько ордеров на обыск. Вернулась стажерка Полякова меньше чем через час.
— Ну что, «Полицейская академия»? — приветствовал ее Солодовников.
— Все в порядке, Ефрем Сергеевич, ордера подписаны.
— На обыски в таборе тоже?
— Да.
— Тогда поехали.
И, захватив с собой еще двоих оперативников, они выехали в табор.