— Рано мы с тобой радовались, Томочка. Эта Кармелита — как заговоренная!

— Что, жива?

— Жива-здорова.

— Я так и знала, я чувствовала, что все сорвется! Почему она не отравилась? Она что же, этот яд почувствовала?

— Нет, никто даже не догадывается, что молоко вообще было отравлено.

— Тогда что? Яд не подействовал?

— He-а. Представляешь, эта девчонка отдала свое молоко лошадке — и та копыта отбросила. В самом прямом смысле.

— И что же, никто не догадывается, отчего сдохла эта лошадь?

— Никто. Дело в том, что лошадь и до этого болела.

— Она сама, что ли, все это тебе рассказала? Лошадка покойная?

— Ты не поверишь, но только что мы вместе с конюхом эту лошадь поминали. Больше того, мы с ним и за здоровье Кармелиты пили. Просто абсурд какой-то, сюрреализм! Пикассо-Дали, блин! Твой коллекционер был бы доволен!

— Да нет, почему же, наверное, так и должно было быть… — сказала Тамара, глубоко о чем-то задумавшись.

— Что ты имеешь в виду? — Игорь удивился и даже приподнялся на локте.

— А то, что хватит уже убивать Кармелиту. Видно, сам Господь Бог ее хранит — так куда же мы с тобой лезть будем? Пусть живет.

* * *

Откуда же взялся тубус с Дюрером в шатре у Миро?

Как учил в свое время Палыча Васька, шатер вожака должен стоять чуть в стороне от остальных палаток табора, чтобы вольные цыгане не чувствовали себя все время под контролем, а сам вожак мог видеть перед собой весь табор. Вот и шатер Миро стоял на пригорке у леса. Достаточно было выглянуть из него, чтобы вся таборная стоянка была как на ладони.

В тот день, когда после смерти Торнадо Миро сам не свой бродил по городу и окрестностям, два человека появились из леса и осторожно подошли к его шатру. Обойти шатер со стороны открытого всеобщему обзору входа они не решились. Вместо этого, сделав небольшой подкоп под одну из стен шатра и подрезав несколько канатов, в образовавшийся зазор между стенкой и полом они просунули неширокий черный пластмассовый тубус. Вышло так, что внутри шатра тубус оказался под кроватью.

Этими двумя незваными гостями были Рука и Леха. Подбросить кому-то картину, чтобы навести милицию на ложный след, входило в план, разработанный заказчиком. А на вожака табора их выбор пал потому, что Леха, карауля на улице у астаховского дома, видел, как Миро с Соней побывал там за час до похищения — значит, подозрение сразу ляжет на вожака. Да и посчитаться со своим давним противником бандиты были не против. И даже решились ради этого подобраться к табору, хотя прекрасно понимали, что здесь их ненавидят гораздо сильнее, чем в милиции.

Подбросив картину, Рука и Леха хотели было уже вновь скрыться в чаще, когда из леса прямо на них вышел Васька. Неожиданной встречей были напуганы все трое, но бандиты пришли в себя раньше. Они схватили мальца и потащили за собой подальше от таборной стоянки. Васька закричал, но Леха зажал ему рот. Остановились они метрах в пятистах от табора, поставили ребенка на землю, отдышались. Васька снова попробовал закричать, но изо рта вырвалось только какое-то мычание — от испуга мальчик онемел.

Тем временем Рука с Лехой решали, что же делать с нечаянным свидетелем. Леха предлагал замочить — чтоб наверняка. Рука колебался. И смущало его даже не столько еще одно мокрое дело, сколько еще один грех на душу. Он уже убивал в своей жизни. Но ребенка… Что-то его останавливало, хотя сам бы он не смог сказать, что именно.

— Послушай, Леха, он же онемел совсем со страху — вон, мычит только.

— Ну так что ж?

— Ну значит, рассказать-то все равно ничего не сумеет.

Одним словом, как ни возражал Леха, Рука настоял на том, что Ваську надо отпустить.

Так что несчастья на табор в тот день обрушились одно за другим. Сначала разнеслась весть о том, что Земфира потеряла свой дар, и табор остался без шувани. Потом с выпученными глазами прибежал Васька, и оказалось, что мальчишка перестал говорить. И, наконец, арестовали Миро.

* * *

Кармелита тихо вошла к отцу.

— Папа, я хочу поговорить с тобой…

Баро поднял глаза на дочку.

— Мне просто надо с кем-то об этом поговорить, мне самой трудно.

— Что-то случилось?

— Знаешь, я даже сама себе как-то стеснялась в этом признаться. Я последнее время очень часто думаю о Миро. Стараюсь как-то эти мысли от себя гнать, а не получается.

— Доченька, а что ж тут такого? Ты думаешь о Миро, Миро думает о тебе. Вы знакомы с детства. Вы — друзья, в конце концов.

Хотя, конечно, понял Баро, откуда тут ветер дует. Сразу понял — слишком хорошо он знал свою дочку. Понял, и в сердце его тоже проникла тревога.

— Вот и я старалась этим себя оправдать, — продолжала тем временем Кармелита. — Детство, дружба. Но, понимаешь, неправда это. Не дружеские у меня к Миро чувства. Совсем даже не дружеские.

Помолчали. Баро чувствовал, что сказала дочь еще не все, и ждал — не хотел перебивать.

— Стыдно мне, папа, очень стыдно, — заговорила она вновь. — Мне кажется, что я Максима предала.

— Не казни себя, Кармелита, и не суди слишком строго.

— А ты как будто не очень-то и удивлен моим признанием, да, пап? — спросила вдруг девушка, посмотрев отцу в глаза.

— Ты права. — Баро нежно ее обнял. — Не поверишь, но мне кажется, что я всегда об этом знал. Поэтому и добивался так вашей с Миро свадьбы. Но ты выбрала Максима и убедила меня в том, что любишь его. Поэтому я в конце концов и уступил. Вот ведь как бывает… Послушай, дочь, а может быть, вам стоит с Миро объясниться?

— Нет-нет! — И Кармелита даже отстранилась от отца. — Я свой выбор сделала. Я сама отказалась от его любви… Все, давай не будем больше об этом!

Девушка сама оборвала разговор и замолчала. Потом спросила, просто чтобы хоть что-нибудь сказать:

— А Земфира где?

— Она ушла от меня… — с трудом выдавил из себя Баро, сразу помрачнев.

— Как ушла?! Почему? Вы что, поссорились?

— Нет.

— А что же тогда? Она ведь ждет ребенка?!

— Теперь уже не ждет. Сегодня она его лишилась — выкидыш.

— О Господи! Но почему же тогда ты ее не остановил?

— Я не смог. Понимаешь, дочь? Не сумел! Она сказала, что ей нужно в чем-то разобраться. Я так и не понял, в чем…

— Хочешь, я с ней поговорю? — тихо предложила Кармелита.

— Не нужно, доченька. Это касается нас двоих.

— Тогда сам сходи к ней, попроси еще раз, чтобы она вернулась, уговори ее как-нибудь — вы же любите друг друга, вы должны быть вместе!

— Я очень хочу этого. Но ты пойми: прежде, чем пытаться ее вернуть, я должен понять, что же произошло, в чем дело.