— Эй, Леха, вырезай поосторожней! Попортим картины — заказчику это не понравится! Товар мы ему должны доставить в хорошем состоянии.

— Да ладно, он за них небось такие бабки получит — ого-го-го!

— Еще бы — это же подлинники Дюрера.

— Кого?

Рука поднес распечатки поближе к глазам и прочел:

— «Альбрехт Дюрер — немецкий живописец, один из величайших мастеров западно-европейского искусства конца XV — начала XVI века.»

Леха ничего не понял, ухмыльнулся и стал сворачивать вырезанные из рам холсты трубочкой. Рука засовывал их в длинные тубусы.

— Ну вроде все, сматываемся, — сказал Рука, когда все заказанное было уже срезано и упаковано.

— Погоди-ка, погоди. Есть у меня одна мыслишка… — И Леха подошел к картине, изображавшей трех женщин на набережной. — Что это мы все на чужих горбатимся? Давай и на себя немножко поработаем!

— Знаешь что, давай без самодеятельности.

— А чего? Попробуем одну картину сами продать. Вот этих баб — смотри, какие!

— Леха, мы работаем на заказчика. Берем только то, что намечено! Зря он, что ли, нас на другом конце страны нашел и бабок столько отвалил, чтоб мы в Управск опять приехали, где нас и менты посадить хотят, и цыгане на куски порвать, и Удав пристрелить!

— Ну нас он потому и нашел, и нанял, что мы — местные, управские. А весь его заказ мы уже выполнили, все картинки взяли. Так что эту просто для себя возьмем. Наверняка эти бабы хороших бабок стоят. Не боись, разберемся! — И он стал вырезать картину из рамы.

— Кармелита, ты б, может, вышла бы в город, съездила бы в табор, развеялась, — говорил Баро. — А то все на конюшне и на конюшне.

— Да не хочу я никуда. И за Торнадо нужно присматривать.

— Ну не знаю, не знаю. Лошади — это, конечно, хорошо. Лошади и лечат, и душу чище делают…

Зазвонил мобильник, Баро ответил:

— Алло.

— Господин Зарецкий?

— Да.

— Я — врач отделения гинекологии Управской городской больницы Виктория Стенина. — Голос Тамары практически невозможно было узнать. — У нас находится ваша жена Земфира Зарецкая.

— Что с ней? Что случилось?!

— Это не телефонный разговор, не могли бы вы приехать?

— Да, конечно!

— Приезжайте прямо сейчас, я вас встречу.

— Да-да, я буду через десять минут!

— Папа, что случилось? — спросила обеспокоенная Кармелита.

— Не знаю. Звонили из больницы, что-то с Земфирой.

— Что?

— Не знаю, дочь. Я поехал туда.

— Пап, ты как что-нибудь узнаешь, позвони мне, ладно? — прокричала дочь вслед отцу.

* * *

Тамара встретила Баро у ворот больницы. На ней был белый халат, докторская шапочка и марлевая повязка на лице. Открытыми оставались только глаза, так что узнать ее не смог бы никто. В довершение ко всему в больнице был карантин, Баро внутрь все равно бы не пустили. Так что Тамаре оставалось только дать немного денег дежурившей санитарке, чтобы она пропустила за ворота Земфиру.

— Вы — господин Зарецкий? — спросила Баро «гинеколог Виктория Стенина», хотя Тамара Астахова, конечно же, прекрасно знала его в лицо.

— Да.

— Это я вам звонила по поводу вашей жены.

— Что с ней?!

— Вы только не волнуйтесь, она сейчас выйдет.

Баро хоть чуть-чуть успокоился: сейчас выйдет — значит, ходит, не лежит…

— Я хотела бы поговорить с вами до того, как вы с ней увидитесь, — продолжала тем временем Тамара.

— Слушаю вас.

— Я прошу вас быть с ней как можно деликатней, она очень переживает…

— Да объясните вы мне наконец, что произошло?!

— У нее выкидыш. — Тамаре не составило труда сказать это сухим бесстрастным голосом врача, для которого это просто работа.

— Что?! — А вот Баро до спокойствия было далеко. — Как это случилось?

— Ее привезла к нам «скорая». Она потеряла сознание прямо на улице.

— И… Неужели ничего нельзя было сделать?

— Поверьте, господин Зарецкий, мы сделали все, что могли… Она испытала сильный стресс.

— А как она себя чувствует?

— С ней все нормально, вы можете забрать ее домой. Она сейчас придет.

— А какое нужно лечение?

— Единственное, что ей сейчас нужно — это ваша поддержка и забота.

— Да-да, я понимаю вас. Спасибо!

Из ворот показалась Земфира. Баро бросился к ней — она виновато опустила глаза.

— Рамир, прости меня, я не уберегла нашего ребенка… — и зарыдала.

Баро обнял ее и погладил по голове:

— Ничего. Ничего, милая, все будет хорошо…

Тамара ушла, довольная собой. В конце концов, взятое с Земфиры ожерелье она отработала честно.

А Зарецкие поехали домой. Дорогой молчали. Оба не знали, что сказать. Баро старался не тревожить жену лишними расспросами, не травить ей душу. А Земфире было стыдно, нестерпимо стыдно за весь этот фарс, за обман самого близкого человека.

Потом, уже дома, они сидели в своей спальне и разговаривали.

— Значит, не судьба ему была родиться, — угрюмо говорил Зарецкий.

— Нет, это я виновата! — говорила Земфира, потому что надо же было ей что-то отвечать.

— Я даже думать тебе так запрещаю! Тут ни в чем нет твоей вины — я говорил с врачом!

Земфира закрыла глаза от стыда. Она не могла смотреть в глаза Рамиру.

— Тебе плохо? — по-своему истолковал это Баро.

— Я очень устала…

— Тебе нужно отдохнуть.

Он уложил жену в постель и вышел из комнаты.

* * *

Миро сидел возле лежавшего на полу конюшни мертвого Торнадо. Сашка и Кармелита шептались поодаль.

— Как же так, как же так? — тихо причитала девушка.

— Ничего не понимаю, — бормотал Сашка. — Ему ведь уже стало намного лучше. Почему вдруг обострение?

— Не знаю.

— А что он ел?

— Молока выпил.

И опять молчание.

Сашка тихо подошел поближе к мертвому коню и его хозяину:

— Миро, может, надо вскрытие сделать? — подождал хоть какого-то ответа, но, не получив его, продолжил: — Ну надо же узнать, от чего он умер.

Но Миро, по-прежнему не говоря ни слова, встал и направился к выходу.