Наконец Осману задали главный вопрос:

– Скажи нам, всемогущий халиф, кто из твоих храбрых воинов свалил такого огромного зверя?

– Тот, кого еще совсем недавно звали Абд-Джиз, – загадочно ответил Осман, – но отныне все будут называть аггагир Абадан Риджи.

С этих пор никто не смел называть Пенрода унизительным прозвищем, которое вскоре было напрочь забыто.

– Скажи, всемогущий халиф, что нам делать с этими бивнями?

– Один из них я возьму в свой шатер, чтобы он постоянно напоминал мне об этой славной охоте, а второй по праву принадлежит добывшему его аггагиру.

Рано утром следующего дня Осман вышел из шатра и стал обсуждать со своими аггагирами повседневные проблемы: куда и как ехать, а главное – зачем? Пенрод в это время находился возле лошадей и не принимал в совещании никакого участия, пока Осман не подозвал его ближе.

– Твой вид оскорбляет аггагиров.

Пенрод удивленно посмотрел на него, а потом придирчиво оглядел свой наряд. Одежда действительно была изрядно потрепанной, хотя и довольно чистой, поскольку он стирал ее при каждом удобном случае. Но для починки не имел ни иглы, ни ниток. В некоторых местах она была разорвана в клочья острым кустарником и ветками деревьев.

– Я уже привык к своей униформе, великий Аталан, и она меня вполне устраивает.

– А меня нет, – недовольно проворчал Осман и хлопнул в ладоши. Из шатра выскочил один из его домашних рабов, держа в руках аккуратно сложенную стопку одежды. – Отдай это Абадану Риджи, – приказал Осман.

Раб опустился перед Пенродом на колени и молча протянул одежду.

Пенрод развернул ее и увидел, что это чистая и совершенно новая джибба с парой сандалий из крепкой и хорошо выделанной кожи верблюда.

– Надень это, – приказал Осман.

Джибба была самой обыкновенной, без цветных заплаток, являвшихся самой приметной чертой дервишей и даже служившей своеобразным знаком отличия. Вряд ли ему предложили бы нечто подобное. Он быстро сбросил свои обноски и облачился в новую джиббу, которая оказалась как раз впору. Да и сандалии соответствовали размеру, словно кто-то внимательно изучил его ноги.

– Вот теперь ты мне больше нравишься, – самодовольно ухмыльнулся Осман и легко взлетел в седло своего скакуна. Пенрод поспешил занять привычное место у его стремени, но Осман решительно покачал головой. – Аггагир должен сидеть на лошади, – сказал он и снова хлопнул в ладоши.

В ту же минуту конюх вывел из-за его шатра хорошо откормленную и оседланную чалую лошадь, которую Пенрод видел в числе запасных скакунов халифа.

– Садись! – приказал Осман и поскакал к лесу во главе своих аггагиров.

Пенрод не заставил себя долго ждать и поспешил за ними, предусмотрительно держась в хвосте колонны. Он понимал, что не имеет права вырываться вперед и равняться на остальных аггагиров с их резвыми скакунами.

Впрочем, скакуном эту нестарую и очень покладистую лошадку назвать было нельзя. Пенрод сразу сообразил, что следовать за группой он может, но ускакать от них ему вряд ли удастся. Догонят в один миг со всеми вытекающими последствиями.

И тем не менее капитан чувствовал себя в буквальном смысле на коне. Конечно, это был далеко не знаменитый арабский скакун, но все же приятнее чувствовать под собой лошадь, а не острые камни и колючие кустарники. Они ехали в сторону голубых гор, возвышавшихся на границе Абиссинии, и Галлабата – последнего сторожевого пункта дервишей, за которым начиналась чужая земля. Несмотря на кажущуюся близость гор, до них предстояло ехать почти десять дней. Постепенно дикая земля осталась позади вместе со слонами и другим крупными животными, на которых можно было поохотиться. Теперь перед ними расстилались засеянные дуррой и другими злаками поля, принадлежащие суданским племенам. Вскоре они стали медленно подниматься по склону центрального горного массива.

Во время остановок для очередной молитвы Осман Аталан, как правило, удалялся в тень, расстилал там персидский ковер и молился, а потом молча ел, глядя на возвышающиеся впереди вершины. Но однажды он неожиданно пригласил Пенрода, предложив ему место на ковре напротив себя.

– Раздели со мной мою скромную трапезу, – сказал он, загадочно улыбаясь.

Аль-Нур поставил между ними лепешки из дурры, фрукты и большой кусок сырокопченого мяса антилопы. Обычно он же перерезал горло животному сразу после того, как его подстрелили, чтобы мясо годилось для мусульманской трапезы. Осман поблагодарил Аллаха за еду, попросил благословить ее, и выбрав самый лучший кусок, макнул его в соль и протянул Пенроду.

Тот даже отпрянул от неожиданности и растерялся. По арабским обычаям, приняв мясо и соль из рук Османа, он должен будет с ним примириться. Для кочевых арабских племен этот ритуал символизировал прекращение кровной вражды и служил своеобразным способом восстановления мира. Если после этого он попытается бежать или предпримет враждебные действия против Османа, то тем самым нарушит клятву верности.

После недолгого колебания Пенрод принял единственно верное решение, убедив себя в том, что, будучи христианином, а не мусульманином и уж тем более не соплеменником беджа, может не связывать себя подобными обязательствами долга и чести. Он принял мясо с солью из рук Османа, тщательно прожевал его и проделал то же самое в отношении Османа. Халиф без раздумий взял угощение из его рук и благодарно кивнул.

Они ели медленно, наслаждаясь каждым куском, а их непринужденный разговор касался взаимных интересов обоих – война, охота и искусство владения оружием. Поначалу эти темы носили самый общий характер, но вскоре Осман Аталан стал задавать Пенроду более конкретные вопросы, касающиеся военной подготовки британских солдат и офицеров.

– Как и вы, мы тоже очень воинственные люди, – пояснил Пенрод. – И большинство наших королей были превосходными воинами.

– Да, я слышал об этом, – кивнул Осман. – Более того, собственными глазами видел, как воюют ваши солдаты. Интересно, где они обучались военному мастерству?

– Рядом с нами проживает большой народ, который все называют французами. Мы часто соревнуемся с ними в боевом искусстве. Кроме того, в нашей огромной империи есть немало земель, которые нужно держать под контролем и подавлять всяческие восстания. А в мирное время мы готовим военных в специальных школах, созданных много веков назад, где учат военному делу. Из них могу назвать две самые знаменитые – Королевская военная академия в Вулвиче и Королевская военная школа в Кэмберли.

– У нас тоже есть специальная школа для наших воинов, – кивнул Осман. – Она называется пустыня.

Пенрод засмеялся:

– Да, поле боя – лучшая школа, но мы считаем, что академические занятия тоже очень полезны. Все дело в том, что большинство наших выдающихся полководцев от Александра до Веллингтона подробно описали свои великие сражения. И в этих книгах мы находим много полезного для себя.