– Скажешь тоже, Митька-то, покойничек, на редкость весел нравом был, а из Семена слова лишнего щипцами не вытянешь, – не согласился атаман.

– Так-то оно так, да только суть не в том, что Разгуляй вина немеряно мог выпить, а Семен его на дух не переносит. Дело в том, что нынешний хорунжий, как и прежний, своим товарищам предан беззаветно, – пояснил Иван.

Положив ладонь на кучерявый Ванькин затылок, Ермак проникновенно вымолвил:

– Хороший ты, Ваня, человек, хоть и шибко странный.

– Да чем же странный? Самый что ни есть обыкновенный – русский, православный, – ответил тот, невольно вспомнив о Кольцо, и уже по-деловому вопросил: – Когда совет-то будем созывать?

– Давай назавтра, в полдень. Остальных я сам оповещу, – ответил атаман, а про себя подумал: «Созывать вот только почти некого, совсем мало нас осталось».

50

Маметкулу не спалось, воспоминания о последней встрече с Кучумом не давали царевичу покоя ни днем, ни ночью. Когда на следующий день после неудавшегося штурма Искера хитрый старец предложил ему:

– Ты б съездил к дядюшке, не то великий хан, не допусти того аллах, сам сюда явится, тогда обоим нам несдобровать, – он охотно согласился.

– И то верно. Заручусь вначале обещанием повелителя выпустить казаков из Искера, и тогда уж вновь поеду с ними договариваться, но вести беседу буду только с Ермаком, а не этим наглым малолеткой, тот-то непременно согласится. У урусов нынче просто выхода другого нет, кроме как обратно за Урал уйти, иначе им смерть, если не от наших сабель, так от голоду, – решил бесхитростный вожак ордынцев и начал собираться в путь.

Карача, завидев это, тут же притащил завязанный узлом овчинный полушубок да зеленый шелковый мешок.

– Это вот тебе, – елейным голосом промолвил он, развязывая узел, в котором были кольчуга с золотым орлом и пара пистолетов, украшенных каменьями да позолотой. – А вот это дядюшке отдашь, – кивнул старец на мешок. По бурым пятнам засохшей крови царевич без особого труда догадался о его содержимом.

– Бери, бери, – заверил Карача. – Более-то порадовать нам хана нечем.

Взяв с собой лишь трех телохранителей, царевич тотчас же отправился в дорогу. К вечеру он был уже на месте. Еще при въезде в стан Кучума отважный воевода заприметил, как сторонятся его дядюшкины люди. Терзаемый недобрыми предчувствиями, Маметкул подъехал к ханской юрте и увидел возле входа обезглавленное тело, судя по кольчуге, это был кто-то из его улан.

– За что? – спросил царевич стоявшего у входа стражника.

– За то, что весть принес плохую, – ответил тот, припадая на колени.

«Интересно, чей он соглядатай, хана или Карачи», – подумал Маметкул, сразу догадавшись, за какую весть поплатился головою незадачливый гонец.

Кучум сидел у очага, отрешенно глядя своими воспаленными глазами на мерцающее пламя. Возле его ног шаман-остяк то ли гадал, то ли колдовал на конском черепе. При появлении Маметкула великий хан запустил в кудесника березовым поленом, злобно прошипев при этом:

– Пошел прочь, обманщик, – затем глянул на племянника и не менее злобно вопросил: – А ты зачем пожаловал?

Удивленный столь холодной встречей, царевич молча протянул ему мешок. Подарок Карачи немного успокоил повелителя.

– Кто это? – уже более дружелюбно поинтересовался он.

– Атаман Иван Кольцо, правая рука Ермака.

Упоминание имени покорителя Сибири повергло хана в ярость.

– Мне не рука, мне голова его нужна, – зловеще прошептал Кучум, поднимаясь на ноги. – Опять казаков упустили. Вы что с мурзою обещали? Искер отбить, всех урусов под корень вырезать, а что я получил от вас вместо этого? Голову Ивана-атамана, которого другой Иван, шайтаном белым прозванный, легко заменит?

Царевич вздрогнул, пораженный дядиной осведомленностью, и побледнел лицом.

– Чего дрожишь? Думаешь, не знаю, что ты казаков пленных отпустил, – уже не сдерживая гнева, заорал Кучум. – Даже сам к Искеру их отвел. Видать, решил на всякий случай задобрить неверных. А может, ты, как Едигер36, царю Московскому дань платить собрался. Гляжу, уже в кольчугу русскую с двуглавой птицей облачился.

Отправляясь к хану на поклон, Маметкул действительно надел нарядный Ванькин панцирь.

– О какой измене речь ведешь? – попытался возразить царевич. – Не скрою, ездил на переговоры с казаками, предлагал без бою сдать Искер да на Московию обратно убираться, а разве это плохо, нашу тяжбу с ними миром разрешить?

– Кто ж тебе так своевольничать дозволил? Да если хоть один урус живым вернется из Сибири, по его следу тысячи других придут, – еще пуще разъярился Кучум.

– Не только эта, все казачьи головы у моих ног лежать должны, – воскликнул он и вдарил Маметкула в грудь, аккурат по золотому орлу. – Ишь, чего удумал, за моей спиною с казаками договариваться. Спишь, поди, и во сне ханом себя видишь. Убирайся с глаз моих и больше без победы не являйся.

Не проронив ни слова, опальный воевода покинул ханскую обитель. Царевича душила горькая обида. Ведь это он, еще совсем мальчишкой став во главе ордынской конницы, помог Кучуму свергнуть Едигера и сделаться властителем Сибири. И вот она награда, дядя выгнал дважды раненного казаками племянника, как прогоняют искалеченного волком, обессилевшего пса. Пройдя несколько шагов, он оглянулся еще надеясь, что Кучум сменит гнев на милость, но услышал лишь исполненный презрением возглас повелителя:

– Шамана позови, тот хоть и врет, но поскладней, чем ты.

51

С тех пор прошел почти что месяц, однако никогда не отличавшийся особой чувственностью нрава Маметкул никак не мог найти душевного покоя.

В конце концов, дело было даже не в обиде. Человек обижен матушкой природой изначально хотя бы бренностью земного бытия – что ни сделай, кем ни стань, но все одно придется рано или поздно помирать. Простонапросто Кучум открыл племяннику глаза на всю бессмысленность и, в общем-то, никчемность его жизни. Ну кто он есть – клинок в руке своего дяди, который, ежели затупится, недолго на другой сменить. Чего-чего, а уж наследников у хана без него хватает. То, что сам Кучум всего-навсего удачливый мятежник, сумевший сладкими речами о возрождении былого могущества орды привлечь на свою сторону наместников улусов и свергнуть Едигера, было слабым утешением. А тут еще мурза, что называется, масла в огонь подлил.

До поры до времени старик помалкивал, глядя на терзания Маметкула, а нынче не сдержался и спросил:

– Давно хотел узнать, но не решался, уж шибко грозен стал ты после встречи с нашим повелителем. Какой же срок он нам отвел на взятие Искера?

– Да никакого. Велел, пока не отобьем столицу у неверных, на глаза ему не появляться.