class="p">Откинув голову назад, я закрыл глаза.

— Так… ты… из тех… бегунов… которые… не разговаривают? — крикнула Фэллон позади меня, когда я перепрыгнул через провал в земле. Я дернулся назад, убедившись, что она следует за мной, пока мы бежали через лес к моей хижине.

— О чем ты хочешь поговорить?

Я отозвался с улыбкой, заметив ее одышку.

— Для начала… — она появилась рядом со мной, и мы вошли в ритм. — Свобода воли против судьбы.

— Вау, прямо в живот.

Я нырнул под ветку, нырнул за поворот, когда дискуссия углубилась. В академии мы обсуждали свободу воли. Один профессор задал вопрос о том, была ли наша свободная воля манипулирована причиной и следствием, а предыдущие события полностью вышли из-под нашего контроля. Напрашивается вопрос, решал ли я когда-нибудь что-нибудь о своей нынешней жизни или все это было навязано мне годами обстоятельств и постепенного руководства? И если это так, если внешние силы влияли на каждое мое мгновение и решение, то действительно ли у меня когда-либо была свобода воли с самого начала, как утверждала наша вера? Была ли она у кого-нибудь из нас? Был ли этот самый момент результатом мятежа? Если бы я никогда не превратился в проклятого монстра, был бы я все еще здесь, бегая по лесу с Фэллон?

— Свобода воли — это заблуждение с момента нашего рождения.

— Как так?

Фэллон не отставала в своем платье.

Я побежал быстрее. Бросил ей вызов. Раздвигая ее границы.

— Наши семьи, профессора, ковен, город — все они снабжают нас предвзятой информацией, чтобы склонять в одну сторону, вместо того, чтобы обучать со всех точек зрения и позволять нам думать самостоятельно.

Я оглянулся, чтобы убедиться, что она не отстает, пока я сжимал книги под мышкой.

— Ответь мне вот на что, это была твоя свободная воля приехать в Воющую Лощину?

— Да, — ответила она резким, режущим шепотом.

Я наклонил голову, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Правда? — недоверчиво спросил я. — Перестань лгать себе. Тобой манипулировали, не так ли? Оказывали давление? Будьте честна, если бы ты никогда не получила письмо, ты бы никогда не приехала, даже зная о Воющей Лощине. Мы бы никогда не встретились. Семя было посажено в твой почтовый ящик. Как это свобода воли, когда возникли обстоятельства, которые были вне твоего контроля?

Выражение лица Фэллон сжалось в раздумье, в то время как ее тело покачивалось рядом со мной, и она пожала плечами.

— Я… прощу… не согласиться.

Я рассмеялся.

— Как так?

— Все говорили тебе держаться подальше, но ты этого не сделал. Ты пошел… против… Ордена. И ты все равно пришел за мной. Как… это… не свобода воли?

— Это мило, — сказал я ей. — Ты думаешь, что у меня есть какая-то сила воли.

Ее глаза метались между мной и деревьями на нашем пути.

— Что… ты… говоришь?

— Я говорю, что когда дело касается тебя, у меня нет воли. У тебя есть полный контроль надо мной. Что мило, так это то, что ты не обращаешь на это внимания.

Тишина так уютно воцарилась вокруг нас. Свободная воля против судьбы, размышлял мой разум, возвращаясь к долгим беседам с Бэком у костра. Слабостью Бэка было знание того, что ждет его в будущем, и это была слабость, потому что он был единственным, кто нес это бремя. Однажды он сказал мне, что судьбу изменить невозможно, но если бы я знал о том, что ждет меня впереди, путешествие к месту назначения было бы изменено, и это принесло бы больше вреда, чем пользы. Бэк сказал мне только то, что мне нужно было знать, когда мне нужно было это знать. Его разум был в постоянной муке. В любом случае, судьба, возможно, привела меня к этому моменту, но Фэллон была моим выбором — моей свободной волей.

Я отказывался верить в обратное.

— Итак, судьба, — сказал Фэллон, прерывая мои мысли.

Я срезал вокруг дерева.

— Оправдание.

— Джулиан, — простонала она, — ты не веришь в свободу воли или судьбу?

— А ты? — спросил я, и ее молчание привлекло мой взгляд. Я снова склонил голову набок. — Если ты веришь в судьбу, Фэллон, ты говоришь мне, что все, что может случиться с тобой, было предопределено и не может быть изменено.

— Ты сбиваешь меня с толку.

Я хотел остановиться и встретиться с ней лицом к лицу, но мы были почти на месте, и мое стремление показать ей, почему я нашел такую свободу в беге, было непоколебимым.

— Я даю тебе аргументы с обеих сторон, и это то, чего ты заслуживаешь, не так ли? Чего мы все заслуживаем? Ты должна решить, во что ты веришь.

— Во что веришь ты?

— Я все еще пытаюсь это понять.

Я чувствовал, как это приближается, напряжение в ногах, боль в груди.

— Как ты там себя чувствуешь?

— Как будто… умираю, — выдавила она.

Я приковал к ней свой взгляд, видя, что она выдохлась.

— Хорошо, потому что мы близко.

— Что будет дальше?

— Живая часть.

Я протиснулся мимо нее и побежал быстрее.

Я бежал до тех пор, пока у меня почти не подкосились ноги. Я бежал, пока мое зрение не затуманилось. Я набрал в легкие столько воздуха, сколько они могли вместить, и побежал мимо боли, не боясь того, что было по ту сторону. Фэллон бежала рядом со мной — моя девочка, одновременно упрямая и неумолимая. И через несколько минут у нас открылось второе дыхание. Я знал, что она тоже это почувствовала, когда на ее лице появилась улыбка.

— Это то, во что я верю.

Гуди хлопнул в ладоши.

— Время вышло, Блэквелл.

Босиком, с голой грудью и в рваных брюках меня сопровождали две мили от плантации Гуди и через туннели в Камеры. Каждый шаг язычников был выдержан в четком ритме, сердцебиение их марша эхом отдавалось в сыром и холодном туннеле, пока мы шли гуськом. Я смотрел вперед, думая об ошибках, которые я совершил, которые привели меня сюда. Возможно, я мог бы быть честным с Фэллон с самого начала, сказать ей, что люблю ее, может быть, понял, что люблю ее раньше — понял все это раньше.

Проснулся раньше. Нашел себя раньше. Я не хотел ждать до своей следующей жизни. Я хотел этого. Мы тоже заслужили это.

— Мы снова встречаемся, и так скоро, — заявил Прюитт, крепко сцепив руки перед собой, когда Кларенс Гуди занял свое место, присоединившись к Виоле Кантини и Агате за столом. — Кларенс сказал мне, что ты действовал в одиночку, ворвавшись в