Линли вскочил на ноги.

— Я сказал, выйдите вон!

Рив наставил палец на жену.

— Просто расскажи ему. Он и так понял, что мы подрались, когда поглядел на нас, но ему нужно, чтобы ты подтвердила мои слова. Поэтому расскажи ему.

Линли вышвырнул его из комнаты и захлопнул дверь. Он вернулся к кровати. Триция сидела там, где он оставил ее. Она даже не попыталась смахнуть с себя воду.

Из спальни дверь вела в смежную ванную комнату, и Линли раздобыл там полотенце. Он осторожно промокнул им лицо Триции, потемневшую от синяков шею и залитую водой грудь. Триция в оцепенении таращилась на него, потом медленно повернула голову к двери, в которую он вытолкал ее мужа.

— Миссис Рив, расскажите мне, что произошло между вами, — попросил Линли.

Она вновь уставилась на него, облизнула губы.

— Муж избил вас? Вы боролись с ним?

Это был смехотворный вопрос, и Линли прекрасно понимал это. Какая там борьба? Наркоманка, употребляющая героин, вряд ли способна на энергичную самозащиту.

— Позвольте, я позвоню кому-нибудь, кто сможет вам помочь. Вы должны уехать отсюда. У вас, наверное, есть друзья? Братья или сестры? Родители?

— Нет!

Она порывисто схватила его за руку. Хватка у нее была слабой, но ее ногти, длинные и такие же искусственные, как прочие ее прелести, впились ему в кожу.

— Я ни за что не поверю, что вы боролись с мужем, миссис Рив. И из-за моего неверия у вас могут возникнуть сложности, как только вашего мужа отпустят под залог. Мне хотелось бы, чтобы вы уехали в безопасное место до того, как это случится. Поэтому если вы скажете, кому я могу позвонить…

— Арест? — прошептала она, делая невероятные усилия, чтобы собраться с мыслями. — Вы хотите… арестовать его? Но вы же говорили…

— Я помню. Однако ситуация изменилась. Кое-что произошедшее сегодня вечером заставляет меня отказаться от своих слов. Мне очень жаль, но у меня нет другого выхода. А сейчас я хотел бы помочь вам. Скажите мне номер ваших знакомых, и я позвоню им.

— Нет. Нет! Это… Я ударила его. Ударила. Я пыталась… укусить.

— Миссис Рив, я знаю, что вы боитесь. Но попытайтесь понять, что…

— Я поцарапала его. Ногтями. Его лицо. Поцарапала. Поцарапала! Потому что он душил меня, и я хотела… остановить его. Пожалуйста, поверьте. Прошу. Я поцарапала… лицо. До крови. Так и было.

Она говорила с нарастающим возбуждением. Линли мысленно выругался. Он проклинал изворотливость Рива, сумевшего намекнуть жене, как следует отвечать на вопросы. Он проклинал свои собственные недостатки, самым большим из которых была вспыльчивость, неизменно лишавшая его остроты видения и четкости мышления. Она подвела его и сегодня вечером.

Стоя в холле своего дома на Итон-террас, Линли вспоминал все это. Его обида и потребность отомстить за увечья Вай Невин позволили Мартину Риву перехитрить его. Страх, испытываемый Трицией перед мужем — вероятно, в комбинации с пристрастием к героину, которым наверняка снабжал ее сам Рив, — побудил ее подтвердить все слова Рива. Линли, конечно, мог бы еще помурыжить этого бездушного хорька в участке, допрашивая его часов шесть или семь подряд, но американец не достиг бы в своем бизнесе таких успехов, если бы не знал своих прав. Ему было гарантировано юридическое представительство, и он обязательно потребовал бы его перед тем, как покинуть дом. В общем, единственное, чего добился бы Линли, — это бессонная ночь для всех участвующих сторон. И в итоге оказалось бы, что причин для ареста Рива у него не больше, чем было утром по его прибытии в Лондон.

Столь неудачное развитие событий в Ноттинг-Хилле стало следствием серьезного просчета, допущенного Линли, и он вынужден был признать это. Озабоченный тем, чтобы Триция Рив пришла в себя и смогла внятно и связно ответить на его вопросы, он позволил ее мужу слишком долго пробыть в спальне и подсказать своей жене сценарий поведения в разговоре. Таким образом, Линли потерял все преимущества, какие мог бы получить над этим прохвостом, застав его врасплох поздней ночью. Это была дорогостоящая ошибка, из тех, что свойственны ревностным, но неопытным новичкам.

Линли хотел бы сказать себе, что в его просчете виноват долгий и трудный день, ложное чувство рыцарства и полное истощение сил. Но душевное беспокойство, которое он начал испытывать в тот самый момент, как увидел рекламную фотокарточку Никки Искушение, говорило также и о другом источнике его ошибки. И поскольку ему не хотелось размышлять ни о самом этом источнике, ни о том, что можно в нем почерпнуть, Линли спустился в кухню и долго рылся в холодильнике, пока не нашел контейнер с остатками паэльи, который сунул в микроволновку.

Прихватив бутылку «Хайнекена», подходящую к его импровизированной трапезе, он откупорил ее и отнес на стол. Устало опустившись на стул, Линли сделал добрый глоток светлого пива. Возле вазы с яблоками лежал тонкий журнальчик, и, дожидаясь, пока микроволновка сотворит чудо с его пищей, Линли вытащил из кармана очки и стал просматривать этот журнальчик, оказавшийся театральной программкой.

Судя по всему, Дентон умудрился опередить многих желающих получить билеты на последнюю нашумевшую премьеру сезона в Уэст-Энде. Одинокое слово «Гамлет» отливало серебром на черном фоне, а над названием пьесы были красиво размещены изображение шпаги и слова «Кинг-Райдер продакшн». Линли с усмешкой покачал головой, перелистывая глянцевые страницы с фотографиями. Насколько он знал Дентона, последующие несколько месяцев на Итон-террас станут нескончаемой демонстрацией основных музыкальных тем этой рок-оперы, звучащих в увлеченной театром душе дворецкого. Он припомнил, что предыдущий шедевр, «Музыку ночи», Дентон непрерывно озвучивал почти девять месяцев, как только переступал порог дома и снимал шляпу.

«По крайней мере, новая постановка не обязана своим появлением на свет музыкальному гению Ллойда Уэббера», — с оттенком благодарности подумал Линли. Однажды он даже всерьез рассматривал убийство как наилучшую альтернативу необходимости в течение нескольких недель слушать, как Дентон напевает главную — и, по-видимому, единственную — музыкальную тему мюзикла «Бульвар Сансет».

Микроволновка со звонком отключилась. Линли достал из ее недр контейнер и вывалил его содержимое на тарелку, после чего с жадностью приступил к ночной трапезе. Но процесс подцепления на вилку, пережевывания и заглатывания паэльи оказался недостаточно увлекательным, чтобы изгнать из его головы тяжелые мысли, поэтому Линли поискал какое-нибудь иное отвлечение.

Он нашел его в размышлениях о Барбаре Хейверс.

Должно быть, к этому времени ей уже удалось выяснить нечто полезное. Она сидела за компьютером с самого утра, и он мог лишь надеяться, что все-таки вдолбил в ее упрямую башку понятие о том, что она будет торчать в этих архивных файлах до тех пор, пока не представит ему полезный и плодотворный отчет.

Линли подошел к стоявшему на разделочном столе телефону и, невзирая на позднее время, набрал ее номер. Линия оказалась занятой. Он озадаченно взглянул на часы. Господи, да с кем же это Хейверс может болтать в полвторого ночи? Линли такого человека не знал, поэтому пришел к заключению, что эта чертова баба просто плохо положила трубку. Он вернул свою трубку на базу и предался вялым размышлениям о том, как ему дальше вести себя с Хейверс. Но подобное направление мыслей сулило ему лишь бурную ночь, что плохо отразилось бы на его завтрашней дееспособности.