Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили овойне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорилио последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другойпредмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.

Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор надругой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что онесчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишкомблизкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николайзаметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательнойнаблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые всетолько подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное инеобыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел исмущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ееприсутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что онприготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.

Во время короткого визита Николая, как и всегда, где естьдети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, ласкаяего и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, веселостал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкийвзгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николайзаметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия идобродушно весело стал целовать мальчика.

Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай несчитал приличным бывать у них; но губернаторша все-таки продолжала свое делосватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, иобратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этогообъяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея передобедней.

Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметьникакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.

Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том,хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, послекороткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своемуразуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее ипредоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влеклакуда-то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было быто, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но онзнал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясьтеперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делаетничего дурного, но делает что-то очень, очень важное, такое важное, чего он ещеникогда не делал в жизни.

После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни егонаружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него своюпрелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так,как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так,как он долго и когда-то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почтивсякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своемвоображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена засамоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д.,и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда ондумал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничегопредставить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то всевыходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.

Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потеряхубитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были полученыв Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ранебрата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскиватькнязя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).

Получив известие о Бородинском сражении и об оставленииМосквы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобныечувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как-то совестнои неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он незнал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опятьстанет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливоприходил в горячность с своим слугой и вахмистром.

Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе былоназначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николайпоехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебнойстепенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когдамолебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.

— Ты видел княжну? — сказала она, головой указывая на даму вчерном, стоявшую за клиросом.

Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилюее, который виднелся из-под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страхаи жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная всвои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.

Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо,которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней,духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательноевыражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаемв ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, неспрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь,в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душойсоболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий светзагорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.

— Я одно хотел вам сказать, княжна, — сказал Ростов, — этото, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковойкомандир, в газетах это сейчас было бы объявлено.

Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясьвыражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.

— И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетахсказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая,— говорил Николай. — Надо надеяться на лучшее, и я уверен…

Княжна Марья перебила его.

— О, это было бы так ужа… — начала она и, не договорив отволнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив головуи благодарно взглянув на него, пошла за теткой.