— Ah! — успокоенно и с ласковым блеском глаз сказалгосударь, ударяя по плечу Мишо. — Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меняуспокоиваете, полковник. ]

Государь, опустив голову, молчал несколько времени.

— Eh bien, retournez a l`armee, [Ну, так возвращайтесь кармии. ] — сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественнымжестом обращаясь к Мишо, — et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujetspartout ou vous passerez, que quand je n`aurais plus aucun soldat, je memettrai moi-meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans etj`userai ainsi jusqu`a la derniere ressource de mon empire. Il m`en offreencore plus que mes ennemis ne pensent, — говорил государь, все более и болеевоодушевляясь. — Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divineprovidence, — сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувствомглаза к небу, — que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mesancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, jeme laisserai croitre la barbe jusqu`ici (государь показал рукой на половинугруди), et j`irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysansplutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je saisapprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моимподданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одногосолдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощутаким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думаютмои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобыдинастия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощиввсе средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойдуесть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позормоей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказавэти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрытьот Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета.Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильнымжестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государяраскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.

— Colonel Michaud, n`oubliez pas ce que je vous dis ici;peut-etre qu`un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, —сказал государь, дотрогиваясь до груди. — Nous ne pouvons plus regner ensemble.J`ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, незабудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда-нибудь вспомним об этомс удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узналего теперь, и он меня больше не обманет…] — И государь, нахмурившись, замолчал.Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо —quoique etranger, mais Russe de c?ur et d`ame — почувствовал себя в этуторжественную минуту — entousiasme par tout ce qu`il venait d`entendre [хотяиностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал](как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как своичувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.

— Sire! — сказал он. — Votre Majeste signe dans ce moment lagloire de la nation et le salut de l`Europe! [Государь! Ваше величествоподписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]

Государь наклонением головы отпустил Мишо.

В то время как Россия была до половины завоевана, и жителиМосквы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось назащиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что всерусские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою,спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания тоговремени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви котечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так небыло. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общийисторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческихинтересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности теличные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, чтоиз-за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большаячасть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, аруководились только личными интересами настоящего. И эти-то люди были самымиполезными деятелями того времени.

Те же, которые пытались понять общий ход дел и ссамопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самыебесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали дляпользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившиерусские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая дораненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства,толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечатокили притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемыхза то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всегозапрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательнаядеятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии,никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражаетсябесплодностью.

Значение совершавшегося тогда в России события темнезаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге игубернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирахоплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии,которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядяна ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей третижалованья, о следующей стоянке, о Матрешке-маркитантше и тому подобное…

Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, аслучайно, так как война застала его на службе, принимал близкое ипродолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачныхумозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у негоспросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что емудумать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, чтокомплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что притеперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.