— Думаешь, я не чувствую этого? — спросил он тихо.

Я беспомощно покачала головой.

— Женщина должна быть под защитой своего мужчины, — сказал он просто и отвернулся. — Я приведу Фергуса.

* * *

Ламинария делала свое дело медленно, но неуклонно, и у Марсали начались редкие схватки, хотя мы пока что по-настоящему не брались за дело. Когда Джейми вернулся с Фергусом и Йеном, которого встретил по пути, свет уже начал гаснуть.

Фергус был небрит, весь в пыли и явно не мылся уже много дней, но лицо Марсали засияло, как солнце, когда она увидела мужа. Я не знаю, что ему сказал Джейми, но он выглядел мрачным и встревоженным. Однако, взглянув на Марсали, Фергус кинулся к ней, как стрела к цели, обняв с такой страстью, что от удивления Мальва уронила книгу на пол.

Я немного расслабилась, впервые с тех пор, как Марсали утром вошла в дом.

— Что ж, — сказала я и глубоко вздохнула. — Мне кажется, нам можно было бы немного перекусить.

Мы отправились на кухню, оставив Фергуса и Марсали наедине. Когда я вернулась в хирургическую, то нашла их тихо беседующими, головы близко склонены друг к другу. Мне страшно не хотелось прерывать их, но это было необходимо.

С одной стороны, шейка матки уже заметно раскрылась и не было никаких признаков аномального кровотечения, что было огромным облегчением. С другой стороны, пульс ребенка снова стал неровным. Почти наверняка проблема в пуповине, подумала я.

Я остро ощущала на себе взгляд Марсали, пока слушала свой стетоскоп, и мне пришлось проявить недюжинную выдержку, чтобы не показать никаких эмоций.

— Ты очень хорошо держишься, — заверила я девушку, откидывая намокшие волосы с ее лба и улыбаясь. — Думаю, пора немного помочь малышу.

Было множество трав, стимулирующих схватки, но большинство из них я не рискнула бы использовать из-за высокой угрозы кровотечения. К этому моменту мое беспокойство изрядно возросло, и мне хотелось, чтобы все шло как можно быстрее. Можно было бы заварить чай с малиновым листом, если он будет не слишком крепким, чтобы вызвать сильные или резкие сокращения. Может, стоить добавить синий кохош?

— Малыш должен родиться быстро, — сказала Марсали Фергусу с самым невозмутимым видом. Очевидно, мне все-таки не удалось скрыть свою тревогу так хорошо, как казалось.

При ней были четки, они обвивали ее ладонь, крестик свободно свисал. — Помоги мне, mon cher!

Он поднял руку с четками и поцеловал ее.

— Oui, сherie.

Он перекрестился и приступил к делу.

Фергус провел первые десять лет своей жизни в публичном доме, в котором родился. Поэтому в некотором смысле он знал о женщинах много больше, чем любой другой мужчина, которого я когда-либо встречала. И все же я была поражена, увидев, что он потянулся к завязкам на горловине рубашки Марсали и развязал их, обнажив грудь.

Марсали не выглядела удивленной, она лишь откинулась назад и немного развернулась в его сторону, слегка толкнув мужа животом.

Он встал коленями на стул рядом с кроватью и, нежно положив руку на живот Марсали, склонил голову к ее груди, слегка поджав губы. Затем он, видимо, заметил, что я изумленно глазею на них, и посмотрел на меня поверх живота.

— О! — Он улыбнулся мне. — Вы не… я полагаю, вы не видели такого прежде, миледи?

— Как-то не случалось. — Я разрывалась между любопытством и стыдливостью. — Что?..

— Когда схватки долгое время не учащаются, сосание женской груди заставляет матку сокращаться, таким образом подгоняя ребенка, — объяснил он и рассеянно потер большим пальцем темно-коричневой сосок, так что он затвердел, став круглым и упругим, как ранняя вишня. — В борделе, если у одной из les filles[77] были похожие проблемы, иногда другая оказывала ей такую услугу. Я уже делал это для ma douce[78], когда мы ждали Фелисити. Это поможет. Вот увидите!

И без всяких дальнейших церемоний он обхватил одну грудь ладонями и накрыл губами сосок, мягко, но очень сосредоточенно посасывая его с закрытыми глазами.

Mарсали вздохнула, и ее тело резко, в одно мгновение, расслабилось, как это бывает у беременных женщин, словно она внезапно стала бескостной, как выброшенная на берег медуза.

Я была ужасно смущена, но не могла уйти, дежуря на случай, если что-то произойдет.

Замявшись на мгновение, я вытащила стул и села, стараясь быть незаметной. Однако, судя по всему, ни один из них не был хоть сколько-нибудь обеспокоен моим присутствием, если они вообще обо мне помнили. И все же я отвернулась чуть в сторону, чтобы не пялиться.

Я была одновременно поражена и заинтригована методом Фергуса. Он был совершенно прав. Кормление младенца грудью вызывает сокращение матки. Акушерки из госпиталя «Обитель ангелов» в Париже говорили мне похожие вещи: только что разрешившейся от бремени женщине нужно сразу приложить ребенка к груди для того, чтобы замедлить кровотечение. Но ни одна из них, кажется, не упоминала этот способ как средство для стимуляции родов.

«В борделе, если у одной из девочек были проблемы, иногда другая оказывала ей такую услугу», — сказал он.

Его мать была одной из les filles — «девочек», — хотя он никогда не знал ее. Я представила себе парижскую проститутку, темноволосую и, должно быть, молоденькую, стонущую в родах, и ее подругу, которая склоняется к ней, чтобы нежно накрыть губами сосок и обхватить ладонями набухшую чувствительную грудь. Она шепчет ей что-то ободряющее под аккомпанемент сладострастных вздохов клиентов, доносящихся сквозь стены, через этажи.

Она умерла, его мать? В этих родах или следующих? Задушена пьяным клиентом, избита громилой, что работает на хозяйку? Или все дело в том, что она не хотела его, не хотела нести ответственность за свое внебрачное дитя и потому оставила его на милость других женщин, сделав еще одним в безымянном племени сыновей улиц?

Mарсали заерзала на кровати, и я подняла на них глаза, чтобы убедиться, что все в порядке. Так и было. Она просто передвинулась, чтобы обнять Фергуса за плечи и притянуть к себе его голову. Чепец упал, и ее желтые волосы рассыпались вокруг, сияя на фоне его темной гладкой копны.

— Фергус… Я могу умереть, — шептала она чуть слышно, ветер снаружи заглушал ее слова.

Он выпустил ее сосок и нежно провел губами по груди, пробормотав:

— Ты всегда думаешь, что умрешь, p’tite puce[79], все женщины так думают.

— Да, это потому что очень часто так и происходит, — сказала она немного резко и открыла глаза. Он улыбнулся, не открывая глаз, кончик языка нежно теребил ее сосок.

— Не ты, — сказал он тихо, но с