Все Когти под моей рукой. О, боги, кто же умрёт первым? Маллик Рэл. Корболо Дом…

И она это знает. Это предлагает. Я смогу вырезать раковую опухоль из плоти… но сперва должны умереть виканцы. И… не только виканцы.

Калам не верил, что сможет заговорить, да и не знал, что сказать, если сможет, поэтому он просто поклонился Императрице, а затем последовал за Тавор и Ян'тарь вон из зала.

В коридор.

Двадцать три шага до прихожей – ни одного «Красного клинка» там не осталось. И Тавор остановилась, жестом отправила Ян'тарь к дальней двери. Сама адъюнкт закрыла дверь за собой.

И повернулась к Каламу. Но заговорила Ян'тарь:

– Калам Мехар. Сколько Пятерней нас ждут?

Он отвёл глаза:

– Каждая Пятерня приучена работать как единое целое. Это разом и сила, и слабость.

– Сколько?

– У пирса стоят четыре корабля. До восьмидесяти.

– Восьмидесяти?

Убийца кивнул. Ты – труп, адъюнкт. И ты тоже, Ян'тарь.

– Она вам не даст добраться до кораблей, – проговорил он, по-прежнему не глядя никому в глаза. – Иначе начнётся гражданская война…

– Нет, – отрезала Тавор.

Калам нахмурился, взглянул на неё.

– Мы покинем Малазанскую империю. И вероятнее всего, никогда не вернёмся.

Калам отошёл к стене, прислонился к ней спиной и закрыл глаза. Пот градом катился по его лицу.

– Ты не поняла, чтó она мне только что предложила? Я могу вернуться в тот зал и сделать ровно то, чего она от меня хочет. Потом мы с ней выйдем оттуда, оставив два трупа, две отрезанные головы на треклятом столе. Да будь я проклят, Тавор, – восемьдесят Пятерней!

– Я понимаю, – ответила адъюнкт. – Тогда иди. Я не изменю своего мнения о тебе, Калам Мехар. Ты – часть Малазанской империи. Теперь – служи ей.

Но он не шевельнулся, не открыл глаза.

– Значит, для тебя она больше ничего не значит, Тавор?

– У меня другие заботы.

– Объясни.

– Нет.

– Почему?

Ян'тарь сказала:

– Нынче ночью, Калам, здесь, в городе Малазе происходит Схождение. Игра заключается в безумии ходов и ответных ходов, и да, Маллик Рэл – её участник, хотя невидимая рука, что двигает им, остаётся вдали. Сняв его с доски, как ты намереваешься, ты нанесёшь смертельный удар, который может полностью изменить весь баланс сил. Может спасти не только Малазанскую империю, но и сам мир. Как можем мы отказать тебе в этом желании?

– И всё же…

– Да, – сказала Ян'тарь. – Мы просим тебя. Калам, без тебя у нас нет шансов…

– Шестьсот убийц, будьте вы прокляты! – Он прислонился затылком к стене, невольно, просто не мог посмотреть на этих двух женщин, взглянуть им в глаза. – Меня не хватит. Вы же сами должны это понимать. Мы все погибнем, а Маллик Рэл – уцелеет.

– Как скажешь, – ответила Тавор.

Калам ждал, что она добавит что-то, выскажет какую-то последнюю мольбу. Ждал новых слов от Ян'тарь. Но слышал лишь молчание.

– Оно того стоит, адъюнкт?

– Победи в этой битве, Калам, или во всей войне.

– Я же всего один человек.

– Да.

С бритой костяшкой в дыре.

Ладони под мокрой кожей перчаток зудели.

– Этот жрец-джистал имеет против нас зуб.

– Да, и давно, – согласилась Ян'тарь. – И ещё жаждет власти.

– Ласиин в безвыходном положении.

– Да, Калам.

– А почему не остаться здесь, вам обеим? Подождёте, пока я их не убью. Подождёте, и я объясню Императрице, почему погромы нужно остановить. Немедленно. И больше никакого кровопролития. В городе шесть сотен убийц – мы можем раздавить это безумие в зародыше, выжечь лихорадку…

– Больше никакого кровопролития, Калам Мехар?

Вопрос Ян'тарь задел его за живое, он покачал головой:

– Только зачинщиков. Больше ничего не потребуется.

– Кое-что явно не приходило тебе в голову, – проговорила Ян'тарь.

– Что же?

– Когти. В их ряды тоже проникли враги. Много. Этот жрец-джистал не сидел без дела.

– Откуда ты знаешь?

Опять молчание.

Калам потёр лицо обеими руками:

– Ох, нижние боги…

– Можно задать тебе вопрос?

Он фыркнул:

– Спрашивай, Ян'тарь.

– Когда-то ты обозлился на чистки среди Старой Гвардии. Более того, не так давно ты сам явился в этот город, собираясь убить Императрицу.

Откуда она это знает? Откуда она всё это может знать? Кто она?

– Продолжай.

– Тебя вело возмущение, негодование. Твои воспоминания объявили ложью, и ты хотел отомстить ревизионистам, которые осквернили всё, что было для тебя ценным. Ты хотел взглянуть в глаза женщине, которая решила, что «Мостожоги» должны умереть – тебе нужно было увидеть в них правду, и, если бы ты её нашёл, ты бы не колебался, действовал. Но она сумела тебя отговорить…

– Да её тут и вовсе не было.

– Вот как. Значит, ты знал. Впрочем, это не важно. Разве одно это остановило бы тебя? Не позволило приплыть в Унту? Выследить её?

Он покачал головой.

– Как бы там ни было, где же теперь твоё возмущение, Калам Мехар? Колтейн из Вороньего клана. Императорский историк, Дукер. Седьмая армия. А теперь – виканцы Четырнадцатой. Кулак Темул. Нихил, Бездна. Голл из «Выжженных слёз» хундрилов, который отбросил Корболо Дома под Санимоном – лишив его победы задолго до Арэна. Предатели в тронном зале…

– Я могу сделать их пребывание там… быстротечным.

– Можешь. И если ты решишь так поступить, мы с адъюнктом умрём, испытывая, по меньшей мере, некоторое удовлетворение. Но в смерти его испытают и многие, многие другие. Больше, чем кто-либо из нас может помыслить.

– Ты спрашиваешь, где моё возмущение, но вот же ответ – перед тобой. Оно живо. Во мне. И готово нести смерть. Сейчас же.

– Убив Маллика Рэла и Корболо Дома этой ночью, – сказала Ян'тарь, – ты не спасёшь виканцев и хундрилов. Не предотвратишь войну с Измором. И разорение Виканских равнин. Императрица действительно в безвыходном положении, в таком отчаянии, что она пожертвует своим адъюнктом, чтобы только убить двух предателей рядом с собой. Но скажи мне, как думаешь, Маллик Рэл понял суть предложения, которое сделала тебе Ласиин?

– Это твой вопрос?