Эллен быстрым движением метнула серебряные параграфы в окна тронного зала. Шнурки, удерживавшие свёрнутые шторы, оборвались. Зал погрузился в темноту.

Сердце Франчески часто забилось. Вокруг закричали, тренькнули тетивы арбалетов. Путы, связывающие её, распались. Холодный ужас, заполнивший разум Франчески, когда на неё наложили цензуру, исчез, как и чужие руки на плечах. Послышался звук упавшего на пол тела.

Зал наполнился воплями. Франческа поднялась на ноги. На возвышении вспыхнул свет. Она обернулась. Вивиан начала плести заклятие на нуминусе. Её окружали волшебники и иерофанты, среди которых выделялся Сайрус. Они пытались вывести императрицу из зала. Возле Святого Регента сгрудились гидроманты.

Вивиан размахнулась и плавным движением бросила заклинание туда, где стоял Никодимус. Сначала Франческа не могла понять, что она видит. Не было ни Таграны, ни её тигроподобных конструктов. На полу лежал голый по пояс мужчина. Три арбалетных стрелы торчали из его тела: одна в плече, вторая в груди, третья – в левой глазнице.

Затем, узнав оливковую кожу и длинные чёрные волосы, Франческа закричала от невыносимой боли.

Умирающий бог лежал неподвижно. Никодимус видел, что божество пыталось сохранить своё воплощение. Но из ран, нанесённых стрелами, уже сочился алый свет. Времени оставалось в обрез.

Как бывало и прежде, отделившись от умирающего бога, Никодимус испытал сбивающую с толку амнезию. Впрочем, ужас при виде истекающего светом тела быстро восстановил память. Вспомнив, что наложил на себя заклинание теневого двойника, он шагнул на возвышение. Ему уже не раз приходилось играть в прятки.

Пробираясь между имперскими чарословами, Никодимус молился умирающему богу, надеясь, что это поможет тому продержаться чуть дольше.

Закричала жена. Те, кто не охранял Святого Регента и императрицу, таращились на Франческу, заворожённые её горестной скорбью. Никодимус был уже в десяти футах от своей сводной сестры. В алом свечении умирающего бога он ясно видел лицо Вивиан.

Они были похожи: высокая, выше шести футов, с оливковой кожей и глянцевитыми чёрными волосами, чуть тронутыми серебром. Возраст смягчил её черты, однако глаза по-прежнему сияли зелёным огнём. Зажав в руке изумруд, императрица смотрела на Франческу.

От самоцвета исходил мягкий свет, и шрам Никодимуса отозвался жаром. Много лет назад, отдав изумруд, он попытался уменьшить его власть, но мир не позволил. Теперь придётся забрать камень обратно, чтобы подчинить сводную сестру и спасти дочь. Он чувствовал его неодолимый зов. Так бывало и раньше, когда он столкнулся с Феллрусом и Тайфоном. Тогда он был почти ребёнком. На сей раз всё будет иначе. Отсутствие изумруда очертило ему жёсткие границы, теперь предстояло их стереть. Теперь он поступит как должно.

Никодимус сделал ещё один осторожный шаг вперёд. Вивиан подбросила два цилиндрических параграфа золотой прозы. Взлетев вверх, цилиндры соединились и принялись вращаться в противоположных направлениях, а в следующий миг бриллиантово вспыхнуло заклинание, сжигая текст, делавший Никодимуса невидимым.

Сдернув с бедра несколько предложений, он отредактировал их, превратив в таран грубой силы, и быстрым движением руки метнул индиговый текст в Вивиан. Затем прибавил к нему заклинание с бицепса.

Белый свет нуминусного заклинания Вивиан ещё только разгорался, когда предложения цвета индиго ударили её в грудь, опрокидывая навзничь, и обвились вокруг изумруда. Никодимус дёрнул, серебряная цепочка лопнула, и самоцвет вылетел из пальцев Вивиан.

Едва увидев летящий к нему камень, Никодимус забыл обо всём. Стоит ему прикоснуться к нему, и он сможет писать тексты бесконечной сложности, и ни солнечный свет, ни чарословы, толкущиеся у трона, не способны будут его остановить. Он протянул ладонь, готовый воссоединиться с частью собственного разума.

Каково же было его изумление, когда мелькнула чья-то маленькая ручка и выхватила изумруд из его заклинания.

Леандра сжала в кулаке изумруд, и всё её существо затопила безмерная грусть. Сомнений больше не было, у неё получилось. Час спустя все её будущие «я» испытывали невыразимый диапазон эмоций, не поддающихся человеческому пониманию. От этого становилось ещё грустнее. Как будто в глубине сердца она надеялась на провал собственного замысла. Теперь же отступать было поздно.

Изумруд был у неё в руке, и Леандра могла писать тексты на всех магических языках, которые знали отец и тётка.

Никодимус, приоткрыв рот, уставился на дочь, видимо, до сих пор не понимая, каким образом она оказалась перед ним. Ему это представлялось невозможным. На самом деле, Леандра, уничтожив Таграну и её тигроподобных воинов, позаимствовала их силу и кошачьи глаза, позволившие ей отследить действия отца. Выхватить изумруд из силков его заклинания было так же легко, как отнять конфетку у дитяти.

Кто-то швырнул в Леандру боевое заклинание на магнусе – моток отточенных серебряных слов, настолько злых, что не поздоровилось бы и богу. Она походя сломала заклинание, превратив моток в смутную вспышку. Атаковавший чарослов, стоявший всего в нескольких футах, вытаращился на неё. Узнав в нём Лотанну, Леандра улыбнулась ему и стремительно наложила цензуру на его мозг.

Затем метнула несколько бритвенно-острых серебряных фраз в занавеси позади трона, разрезавшие шёлк. На Леандру упал прямоугольник солнечного света.

В зале сделалось тихо, все лица разом повернулись к ней. Она оглядела иерофантов и пиромантов, закрывших собой императрицу, гидромантов, окруживших Святого Регента. И уже, было, решила, что им достанет ума воздержаться от новых атак, но один из пиромантов выхватил из-за пазухи свиток и снял оттуда зажигательное заклятие.

Благодаря изумруду Леандра в одно мгновение написала множество чароломок, направив их в собственные ступни. Топнула, рассылая вокруг себя ударную волну золотой прозы, рассеивающей все магические тексты в зале, за исключением текстов матери, Дрюн и Тримурил. Прочие божества, которым не посчастливилось оказаться в тронном зале, разлетелись обрывками предложений. Закричал какой-то чарослов, как раз писавший на нуминусе, другие вздрогнули или скривились, когда их заклинания разрушились прямо у них в руках.

Леандра неподвижно стояла в пятне солнечного света.

– Приказываю атаковать эту… – завопила Вивиан, и Леандра, взмахнув рукой, заключила тётку в звуконепроницаемую текстовую сферу.

Лотанну и его чарословы шагнули к сфере, но остановились, услышав ясный и равнодушный голос Леандры:

– Не стоит.

Все застыли. Леандра, стоя на возвышении, посмотрела на мать и Дрюн и сделала им приглашающий жест:

– Поднимайтесь.

Несколько мгновений те оторопело переминались с ноги на ногу, потом Дрюн кивнула Франческе, и они медленно взошли по ступеням помоста.

– Отец!

Никодимус осторожно приблизился. Леандра с улыбкой сняла со своего разума антилюбовное заклятие и порвала его в клочья. Теперь пути назад не было. Сразу же навалился жаркий приступ болезни.