«Ну вот, – усмехнувшись, сказал себе он, закончив обустраиваться, – лучшего наблюдательного пункта не сыскать. Как знать, может, пещеру уже обнаружил кто чужой… может, там уже побывали гавачо и что-то заподозрили: ведь они не такие дураки, как кажется. Что, если какой-нибудь ухарь прокрался в пещеру до меня? Впрочем, как ни крути, у меня позиция получше: я-то вижу всех, а меня – никто. Там, внизу, я оказался бы как в мышеловке и сцапать меня было бы раз плюнуть. А здесь по крайней мере есть где развернуться».

Рассуждая таким образом сам с собой добродушно-насмешливым тоном, отражавшим суть его натуры, Питриан не забывал, однако ж, время от времени и озираться по сторонам.

«Эй, – вдруг обронил он, – а это еще что такое? И куда это так поспешает тот всадник, что мчится прямо через пески? Куда дьявол его несет? Ведь та кривая никуда не выведет. Ах ты, черт подери, так ведь это ж наш друг Босуэлл! И несет его аккурат сюда, как пить дать. Выходит, о пещере и впрямь прознали. Но что забыл здесь наш приятель, не отказался бы я узнать. Гм-гм, все это как-то подозрительно. Ладно, сейчас поглядим, к тому же ему наверняка невдомек, что за ним следят!»

Питриан не ошибся: это действительно был Босуэлл и направлялся он к скале. Разбойник выехал из Веракруса довольно поздно. Поскольку его рана еще давала о себе знать, да и время его особо не поджимало, потому что, по договоренности с Онциллой, ему надлежало прибыть к пещере до захода солнца, ехал он не спеша. И ровно к условленному сроку, когда солнце скатывалось к горизонту, уже был в виду указанного места.

Однако за шесть или семь сотен метров от скалы Босуэлл остановился и огляделся: кругом стояла глубокая тишина и было пустынно, как в первый день Сотворения мира. Это его успокоило.

«Наш приятель не такой дурак, чтоб высовываться, – сказал он себе. – Опасное это дело – большой риск: в такое время его запросто могли бы заметить».

Рассудив таким образом, Босуэлл проверил оружие, пришпорил лошадь и двинулся дальше. Но через десять минут он снова натянул поводья. Разбойник невесть почему насторожился. Безжизненные, пустынные окрестности, таинственный шепот неоглядного моря, где не было видно ни одного паруса, и величественное безмолвие, царившее вокруг, казались ему неестественными. Он ощущал непонятную угрозу – незримую опасность, хотя никакие признаки, даже мало-мальские, не отягощали его дурных предчувствий и опасений. И тем не менее ему, человеку с каменным сердцем, похоже, было страшно.

Между тем солнце все ниже клонилось к горизонту; теперь оно походило на громадный красный шар, совсем не жаркий и почти не отбрасывающий света у подножия деревьев. Еще несколько минут – и в этих краях, где не существует сумерек, солнце исчезнет вовсе, и настанет глубокая, беспросветная ночь.

Времени на раздумья не осталось – пришла пора действовать. Разбойник последний раз огляделся, желая удостовериться, что он здесь действительно один, и двинулся дальше, пробурчав себе под нос:

– Да я рехнулся! Чего мне бояться! Вооружен я исправно, и дело придется иметь только с одним противником!

Когда он подъехал к подножию скалы, солнце будто провалилось за горизонт и стало темно.

«Запоздал я, – продолжал рассуждать про себя разбойник. – Поди теперь разбери, куда идти в этой кромешной тьме?»

После недолгого колебания он тем не менее направился вдоль подножия скалы и, добравшись до ее оконечности, направил лошадь в море. Животное напряглось, напружинив ноги, вытянуло шею и, почуяв воду, зафыркало. Очевидно, лошади не хотелось идти дальше, но по другим причинам, в отличие от ее хозяина. Но сильный удар шпорами принудил ее к повиновению, и, хоть и робко, она вошла в воду.

Покуда у подножия скалы происходила вышеописанная сцена, Питриан, находившийся все там же, на своем наблюдательном посту на вершине каменной громады, не сидел сложа руки: ему вдруг пришла в голову очень странная, вернее, довольно эксцентричная, как принято выражаться сегодня, мысль – молодой человек даже весело рассмеялся. Он размотал плетеный кожаный ремень для связывания лошадей, висевший у него на поясе, привязал один его конец к каменному выступу, а другой сбросил с крутого откоса вниз; потом ухватился за ремень обеими руками, присел на краю скалы и, перевернувшись, потихоньку соскользнул в пустоту.

Лошадь Босуэлла, ступавшая неуверенно и осторожно, наконец беспрепятственно обошла скалу. Разбойник тут же заметил вход в пещеру и уже собрался проникнуть внутрь.

Но тут вдруг лошадь под ним резко дернулась, едва его не опрокинув, и встала на дыбы; в то же самое время разбойник почувствовал, как его крепко, намертво схватили в охапку, лишив всякой возможности двигаться.

Следом за столь неожиданным трюком чей-то насмешливый голос шепнул разбойнику на ухо слова, ввергшие его в дрожь, хотя в них вроде не было никакой угрозы:

– Э, добрый вечер, дражайший господин Босуэлл! Как поживаете? Очень мило с вашей стороны проведать друга в беде.

– Дьявол! – вскричал разбойник. – Если б ты не застал меня врасплох!..

– А вы чего хотите, боже мой? – тем же насмешливым тоном продолжал Питриан. – Придется смириться, достоуважаемый. Вам, как никому другому, должно быть известно, что жизнь – это беспрерывная череда неожиданностей, приятных и не очень, по обстоятельствам. Ну да ладно, лучше скажите, как вам мой финт? Неплохо сработано, а? Минуту назад вы небось и не думали, что, охотясь за мной, вдруг увидите, как я преспокойно посиживаю себе на крупе вашей кобылы?

С этими словами Питриан, крепко пришпорив лошадь, вывел ее из оцепенения и направил в пещеру. Уже внутри молодой человек, не выпуская пленника, резко увалился набок и в падении увлек его за собой.

Едва Босуэлл оказался на земле, Питриан, памятуя, с кем имеет дело, с силой уперся коленом ему в грудь и, удерживая мерзавца одной рукой, другой принялся его разоружать.

– А теперь, дружище, – обратился к нему он, – поднимайтесь да будьте умницей. Но сперва давайте-ка руки за спину, чтоб я их связал. Ведь вы еще тот фрукт, и благородное обхождение с вами может дорого обойтись. Ну, поживей, не то я вам подсоблю!

Разбойник, смирившись, безропотно сложил руки за спиной.

– Ну вот и славно, – продолжал Питриан. – Впрочем, погодите-ка, это еще не все.

Молодой человек высек огонь, зажег факел и поставил его так, чтобы свет от него не был заметен снаружи.

– Ну вот, – сказал он, – а теперь поговорим. Не скрою, мне хотелось бы кое о чем вас порасспросить. Надеюсь, вы сделаете мне одолжение и удовлетворите мое любопытство сполна. Это в ваших интересах, честное слово.

– Бросьте, – с горькой ухмылкой отвечал Босуэлл, – какой же мне интерес с вами откровенничать? Держи я рот на замке или нет, вы, ясное дело, все равно меня прикончите, разве нет?

– Должен признаться, дружище, вы угадали, что делает огромную честь вашей проницательности.