огненные пущай ратники твои мечут. Сдаётся мне, пожара они поболе, чем нас, боятся. Своя рубаха, она завсегда к телу ближе. А как побегут тушить, тут сумятица, переполох. Взберёмся тогда на стену, похватаем Воеслава и прочих смутьянов.

— Что ж, испробуем, воевода, по совету твоему содеять, — согласился Владимир. — Эй, стрельцы! Стрелы огненные пущайте! Чрез стену чтоб, на дома! И вборзе начинайте, не стряпая!

Десятки стрел с горящей, пропитанной смолой паклей взмыли в воздух. Смоляне и ростовцы были мастера своего дела, не отстали и новгородцы, ведомые Яровитом. Сам посадник выпустил из лука несколько стрел через стену.

Город окутался дымом. Откуда-то справа, со стороны Стрижени вырвался, взвился ввысь смерчем столб огня.

— Пожар! Пожар! Дома горят! — раздавались со стены вопли.

Видно было, что в рядах обороняющихся воцарилась растерянность. Люди бестолково метались из стороны в сторону, не слушая приказов Воеслава и оставленного Олегом в городе воеводой Ратши. Если бы был сейчас с ними князь, то ему бы повиновались беспрекословно, но Олег и Борис ушли в степь, а на окрики бояр и дружинников не обращали внимания, слова их приказов тонули в общем непереставаемом гуле.

Ратша, надрываясь, орал что было мочи, одного мужика ударил в морду, другого, не выдержав, полоснул мечом. Это был конец обороны внешних укреплений. Посадские схлынули со стены и побежали тушить пожар, от Ратши отскакивали, как от чумы, а он всё носился по заборолу, срывая в крике голос, весь чёрный от копоти.

Снизу раздавались мерные удары порока. Ростовцы ломали ворота, слева от Ратши бой кипел уже на стене. Молодец-богатырь поспешил на выручку своим, перебегая по лестницам через стрельницы и надвратные башни. Но было поздно. Восточные ворота со скрежетом поддались, распахнулись, и толпа осаждавших с победными кликами ворвалась в посад. Ратша стремглав бросился вниз. Что-то круглое скатилось по лестнице и упало у его ног.

Присмотревшись, Ратша узнал голову Воеслава. В выпученных мёртвых глазах тысяцкого застыл ужас, полуоткрытый рот его был перекошен в предсмертном крике.

— Ну, вороги! — Ратша в остервенении потряс мечом. — Получите вы у мя!

...Черниговцы, ринувшиеся тушить пожар, почти не оказывали сопротивления. Но в некоторых домах держали-таки оборону.

Ратша влетел на свой двор, крикнул воротнику:

— Затворяй врата! — и по крутым ступеням вбежал в сени.

Милана, прижимая руки к груди, шептала в страхе:

— Господи! Что се, Господи?!

— Детей упрячь в погребе! Живо! И сама тож прячься! — Крикнул ей Ратша.

— Нет, нет! Я с тобою! — замотала в отчаянии головой молодая женщина.

Ратша, не выдержав, улыбнулся, поцеловал её в алые трепещущие уста и уже с лаской сказал:

— Ты не бойся. Облачись в кольчугу. И стой тут, на сенях. Я сюда никого не пущу, ни единого ворога! С любым управлюсь!

Он встал у дверей над крыльцом, весь исполненный решимости, сжимая в деснице тяжёлый меч. Почему-то он был уверен, что отобьётся, уйдёт из города, что спасёт Милану и чад, что никто не сможет с ним справиться. Доселе ни один человек не одолевал его, богатыря Ратшу, ни в сече, ни на поединке. И когда сразу несколько воинов-пешцев из ростовского полка вломились в ворота, встретил их Ратша градом ударов огромного своего меча. Нападавшие попятились, бросились врассыпную, Ратша погнался за ними по двору, срубил одного, второго, третьего. Ещё одного Милана уложила стрелой из сеней. Умница, жёнушка! Ратшу охватил азарт, в пылу боя он не замечал, что врагов становится всё больше и больше, он оставался неуязвим, вовремя уворачиваясь от ударов, а сам был как никогда точен. Десница как бы вздымалась и опускалась сама собой, и перед глазами росло число сражённых.

Милана, хоть и боялась за мужа, но невольно готова была захлопать в ладоши от восторга. Никогда и нигде не видела она такой необычайной удали.

Наверное, не видали такого и ростовцы. Изумлённые неожиданным сопротивлением, они смешались, стали бестолково отступать к сломанным воротам, не понимая, как же такое случилось и почему этот воин с чёрным от копоти лицом берёт верх как над каждым из них, так и над всеми вместе. Схватка шла уже у самых ворот двора, когда вдруг на мгновение всё замерло и остановилось.

Окриком осадив ростовских воев, отстранив их, разведя в стороны руки, выступил вперёд навстречу Ратше новгородский посадник Яровит.

Ратша увидел прямо перед собой его отчаянные бешеные глаза.

— Что, ворог?! — Богатырь-молодец занёс для удара длань с мечом.

Яровит отразил удар саблей, ушёл вправо, а дальше... Боярин и сам не мог понять, что случилось дальше, как удалось ему это короткое движение, в которое вложил он всю свою ярость, всю ненависть, всю боль. Ратша с разрубленным лицом рухнул в пыль у его ног. Булатный шишак слетел с головы молодца и, звякнув, покатился по смятой траве.

— Это тебе за Тальца! — хрипло вымолвил Яровит.

В сенях громко завыла, запричитала, заламывая руки, Милана.

Яровит не слышал её крика, как не слышал одобрительных возгласов ростовских ратников, которые хлопали его по плечу и восхищались доблестью и силой. Он смотрел на расплывающееся по земле вокруг головы Ратши тёмно-красное пятно, смотрел на безжизненно-тупые глаза убитого, смотрел... и не видел. Было какое-то мгновение, когда словно молния ослепила его, и он стоял, пронзённый этой внезапной вспышкой, ничего .ещё толком не понимая, не осознав, что сделал и как сделал.

Вот дал и бы ему десять, двадцать раз сразиться с Ратшей — ни единого раза ни за что не одолел бы он, Яровит, этого богатыря, но сейчас в каком-то яростном диком порыве он совершил невозможное, он прыгнул выше собственной головы, с неукротимой энергией страсти, и казалось ему, что будто не его десница, но Божья покарала наглого, самонадеянного храбреца.

Понемногу придя в себя, Яровит крикнул ростовцам, уже лезшим в дом:

— Вдову и чад Ратшиных не трогать, хоромы не грабить, не жечь! Идите в другие дома! Ну, живо!

Он поспешно выскочил за ворота и побежал вдоль широкой улицы догонять ушедших вперёд новгородцев.

...Внешний город был взят. Последние его защитники укрылись в детинце. Оборону там держал оставленный Олегом отряд тмутараканцев и боярская челядь. Около полудня соузники приступили было к осаде внутренних укреплений, но внезапно пришла весть от сакмагонов: Борис и Олег идут на выручку городу. Они уже близко, в двух днях пути.

— Надо оставить Чернигов. Заступим путь Олегу. Если они подойдут к городу, будет худо. Лучше в