Утомленная группа иностранных добровольцев СС нашла себе укрытие в подвале отеля "Континенталь". Все помещение было заполнено мирными жителями, которые смотрели на своих защитников отнюдь не по-доброму. К эсэсовцам подошел один из немцев и спросил, не хотят ли они перебраться в другое убежище, расположенное на Якобштрассе. Добровольцы были чрезвычайно обижены, что они, жертвуя своими жизнями ради берлинцев, в то же время чувствуют на себе их косые взгляды. Тем не менее эсэсовцам не оставалось ничего другого, как уйти в другое место. Они не являлись больше теми бравыми солдатами, которыми все так гордились. Напротив, теперь эсэсовцы представляли большую опасность для гражданского населения. В госпиталях немецкие медсестры первым делом отбирали у раненых военнослужащих оружие. Они очень боялись, что ворвавшиеся русские не помилуют никого, при ком окажется винтовка или автомат.

Бывший командир дивизии "Нордланд", бригаденфюрер Циглер, до этого все время находившийся вместе с Монке в рейхсканцелярии, внезапно появился в здании министерства авиации на Вильгельмштрассе. Ему не нужно было рассказывать о том, насколько безнадежной являлась ситуация. Однако спустя некоторое время сюда же пришла группа эсэсовцев из двадцати человек под командованием одного бельгийца. Все солдаты громко смеялись, будто их армия только что выиграла войну[863]. Эти эсэсовцы были истребителями танков и держали оборону в районе Ангальтского вокзала. По их словам, они превратили привокзальную площадь в "танковое кладбище". Среди иностранных добровольцев, оборонявших последнюю цитадель "третьего рейха", возникло совершенно экстраординарное боевое товарищество. В помещениях министерства авиации, которые занимали военнослужащие из дивизии "Нордланд", находились представители различных национальностей. Здесь были не только скандинавы, но и три латыша, а также "два Ивана", которые, без сомнения, являлись "хиви" бывшими военнопленными, находившимися при германских частях в качестве "добровольных помощников".

Полковник Рефиор, находящийся в Бендлерблоке, получил из рейхсканцелярии новое распоряжение. Он должен был сообщить советскому командованию о том, что генерал Кребс желает договориться с ним о времени и месте переговоров.

Процесс приостановки огня на фронте 8-й гвардейской армии занял время с 22 часов до утра следующего дня — 1 мая. Генерал Чуйков отдал приказ, чтобы Кребсу обеспечили охрану и провели его через фронт советских войск в его штаб, расположенный в Шуленбургринге, на западной окраине аэродрома Темпельхоф. В тот момент Чуйков сидел за праздничным столом в компании с писателем Всеволодом Вишневским, поэтом Долматовским и композитором Блантером, которые были посланы в Берлин для создания гимна победы.

Генерал Кребс, в сопровождении полковника фон Дуфвинга, оберштурмфюрера Найландиса и латвийского переводчика Дуфвинга подошли к линии соприкосновения войск примерно в 22 часа. Кребс, оставаясь ярым сторонником бескомпромиссного сопротивления противнику, тем не менее каждый день старался освежать в памяти свои знания русского языка. Обычно он делал это вдали от посторонних глаз, например перед зеркалом для бритья. Германские полномочные представители были приведены на командный пункт Чуйкова в 4 часа утра. Блантеру, единственному члену веселой компании, который не был одет в военную униформу, приказали спрятаться в шкафу. Одетые же в офицерские мундиры Вишневский и Долматовский, являвшиеся одновременно военными корреспондентами, остались на месте — они могли сойти за обычных штабных офицеров.

Кребс сказал Чуйкову, что собирается сообщить ему совершенно секретную информацию. Чуйков, по мнению немецкого генерала, был первым иностранцем, которому сообщали, что 30 апреля Адольф Гитлер покончил жизнь самоубийством[864]. Чуйков, однако, ответил, что советское командование знает об этом факте. Он намеренно обманул Кребса, чтобы сбить с толку своего оппонента. Затем Кребс зачитал Чуйкову текст завещания Гитлера и письмо Геббельса с предложением начать "мирные переговоры между державами, которые понесли в войне наибольшие потери". Вишневский, сидевший справа от Чуйкова, записывал в блокнот все детали разговора.

После того как Кребс удалился, Чуйков позвонил маршалу Жукову в Штраусберг и сообщил ему об этой последней новости. Жуков немедленно попросил выехать в штаб 8-й гвардейской армии своего заместителя генерала Соколовского. Он не желал, чтобы Чуйков, его главный критик, впоследствии утверждал, что именно он принял германскую капитуляцию. Затем Жуков сразу же связался с Москвой. Сталин находился на своей даче. Начальник его охраны, генерал Власик, ответил: "Сталин только что лег спать". — "Прошу разбудить его, — произнес Жуков. — Дело срочное и до утра ждать не может"[865].

Очень скоро Сталин подошел к телефону, и Жуков доложил ему о смерти Гитлера. "Доигрался подлец, — прокомментировал эту новость советский руководитель. — Жаль, что не удалось взять его живым". Затем он спросил, где находится труп Гитлера. Жуков сообщил, что, по словам Кребса, тело было сожжено. "Никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции, ни с Кребсом, ни с другими гитлеровцами не вести, — подчеркнул Сталин, а потом добавил: — Если ничего не будет чрезвычайного, не звоните до утра, хочу немного отдохнуть. Сегодня у нас Первомайский парад".

Жуков совершенно забыл, что спустя несколько часов Сталин должен был участвовать в Первомайском параде на Красной площади. По этому поводу Берия даже изменил в Москве время начала и окончания комендантского часа. Жуков подумал о том, как сейчас для парада выдвигаются войска Московского гарнизона, где они должны пройти торжественным маршем перед трибуной Мавзолея Ленина, на которой будет стоять и сам Сталин.

Каждый раз, как только Чуйков возвращался к вопросу о безоговорочной капитуляции, Кребс начинал играть роль дипломата. Он говорил о том, что Советский Союз должен вначале признать правительство Дёница. Только после этого немцы могут заявить о капитуляции перед Красной Армией. В противном случае "предатель" Гиммлер способен заключить сепаратный мир с англичанами и американцами за спиной у Москвы. Но Чуйков благодаря своей крестьянской смекалке сумел быстро раскусить тактику Кребса.

Генерал Соколовский, который вскоре присоединился к переговорам, позвонил Жукову и сообщил о том, что Кребс хитрит, заявляя о том, что не имеет полномочий принимать решения о безоговорочной капитуляции. По словам Кребса, этот шаг может сделать якобы только правительство Дёница. Соколовский предложил Жукову послать всех немецких переговорщиков к чертовой матери, если те немедленно не согласятся на советские условия. Жуков согласился с этим и попросил своего заместителя передать немцам: если Геббельс и Борман не согласятся с безоговорочной капитуляцией, советские войска сотрут Берлин в порошок. После консультации со Ставкой Жуков сообщил, что советское командование дает немцам время на размышление до 10 часов 15 минут 1 мая.