После обеда фюрер прошел в спальню супруги. Спустя некоторое время они вдвоем вышли в коридор, где Гюнше уже собрал ближайшее окружение фюрера. Последнее прощание произошло в присутствии Геббельса, Бормана, генерала Кребса, генерала Бургдорфа и двух секретарей. Магда Геббельс, очевидно, пребывала в сильном волнении и не смогла выйти из своей комнаты, которую до нее занимал доктор Морель. Гитлер был одет в свой обычный наряд — "черные брюки, серо-зеленый военный китель" и белую рубашку с галстуком[848]. Этот костюм отличал его от других партийных лидеров. Ева Гитлер была в темном платье с "розовыми цветами на груди". Фюрер холодно пожал руки ближайшим помощникам и удалился вместе с Евой.

Нижний уровень бункера очистили от посторонних. Но вместо ожидаемой могильной тишины с верхних этажей, из кухни рейхсканцелярии, доносились громкие звуки[849], Рохус Миш, телефонист войск СС, получил приказ позвонить туда и добиться прекращения всего этого безобразия. Но на звонок никто не ответил. Еще один охранник был послан наверх с заданием остановить несвоевременное веселье. Сам Гюнше и два офицера остались в коридоре для того, чтобы обеспечить покой Гитлера и его супруги в последние минуты перед смертью. Но выполнить это задание в полном объеме ему так и не удалось. Внезапно в коридор ворвалась Магда Геббельс и стала умолять офицеров пропустить ее в последний раз к фюреру. Когда дверь немного приоткрылась, Магда сумела проскочить мимо Гюнше. Однако Гитлер сразу же отправил ее обратно. В свою комнату она возвратилась вся в слезах.

Кажется, никто из присутствующих не слышал звука выстрела, который Гитлер произвел себе в голову. Вскоре после 15 часов 15 минут его слуга Хайнц Линге, сопровождаемый Гюнше, Геббельсом, Борманом и недавно прибывшим Аксманом, вошли в апартаменты фюрера. Остальные свидетели сумели лишь бросить быстрый взгляд поверх плеч шагавших впереди людей. Дверь была закрыта перед самым их носом. Гюнше и Линге завернули тело Гитлера в солдатское одеяло и вынесли его вверх по лестнице в сад рейхсканцелярии. Линге даже удалось снять с руки своего хозяина наручные часы, однако, перед тем как попасть в советский плен, ему пришлось избавиться от них. Затем наверх вынесли и тело Евы Гитлер. Ее губы были немного сморщены, очевидно вследствие применения яда. Еву положили рядом с трупом фюрера неподалеку от входа в бункер. Их тела были облиты бензином из канистры. На улицу вышли также Борман, Кребс и Бургдорф. Они последний раз салютовали Гитлеру нацистским приветствием. Одновременно на тела был брошен пылающий кусок бумаги. Один из эсэсовских охранников, пьянствовавший в столовой рейхсканцелярии, наблюдал за всем, что творилось в саду. Он поспешил поделиться увиденным с товарищами. "Хозяин горит, — позвал он Рохуса Миша. Хочешь посмотреть?"[850]

Управление контрразведки СМЕРШ 3-й ударной армии за день до этого получило задание продвигаться вместе с войсками в направлении правительственного квартала. Истинной целью советских контрразведчиков являлась рейхсканцелярия. Елена Ржевская, переводчик в составе группы офицеров СМЕРШа, позднее вспоминала, что информация, которую они имели в своем распоряжении, была очень скудной, противоречивой и недостоверной[851].

Одной из разведывательных рот поставили задачу — взять Гитлера живым, но советское командование не знало точно, остался фюрер в Берлине или нет. Группа сотрудников СМЕРШа сумела захватить "языка", но им оказался ничего не знающий пятнадцатилетний член гитлерюгенда с красными глазами и трясущимися от страха губами. Поначалу он стал отстреливаться, отмечала Елена Ржевская, но когда у него отобрали оружие, парнишка опустился на землю и беспомощно смотрел на советских солдат, не понимая, что происходит вокруг. Это был всего-навсего ребенок. Вечером 29 апреля контрразведчикам повезло несколько больше. Они захватили медсестру, которая пробиралась из центра города в дом своей матери. Выяснилось, что всего сутки назад она находилась вместе с ранеными немцами, лежавшими в бункере рейхсканцелярии. Медсестра также слышала, что Гитлер находится на нижнем уровне этого подземного сооружения.

Ржевская рассказывала о том, как они ехали на своем американском джипе через груды развалин и разрушенных баррикад. Они старались не съезжать с проложенной гусеницами танков колеи, по обеим сторонам которой валялись пустые баки из-под горючего. По мере приближения к центру воздух становился все более тяжелым. Все, кто был в то время в Берлине, должны помнить этот едкий дым, полумглу от смога и кирпичную пыль, постоянно скрежетавшую на зубах[852].

Вскоре контрразведчикам пришлось оставить машину. Груды щебня и воронки от снарядов сделали невозможным дальнейшее передвижение на автотранспорте. Карта города также мало чем могла им помочь. Все указатели улиц были снесены артиллерийским огнем, поэтому о своем местонахождении приходилось спрашивать у местных жителей. На пути группы то и дело попадались подразделения красноармейцев, связисты, повозки с продовольствием и ранеными, Практически из всех окон домов были выкинуты белые флаги в виде простыней или наволочек. Артиллерийский обстрел города продолжался с прежней силой, а контрразведчики шли все дальше вперед, перебегая от одного укрытия к другому. В одном из подвалов немецкая женщина спросила их: "Когда весь этот кошмар закончится?" Спустя некоторое время Елена Ржевская увидела на улице пожилую даму, которая шла без головного убора с белой повязкой на рукаве. Она вела за руки маленькую девочку и мальчика. У этих опрятно причесанных детей также были белые повязки. Как только женщина прошла мимо группы контрразведчиков, она громко закричала, видимо, совершенно не беспокоясь, поймут ее или нет: "Они сироты! Наш дом разбомбили! Я веду их в другое место! Они сироты!"

Шестерым детям Геббельса не грозила возможность стать сиротами. Родители собирались взять их вместе с собой; вернее будет сказать пропустить вперед.

Детям Геббельса, казалось, понравилось жить в новой обстановке, в которой они очутились. Хельмут воспринимал каждый разрыв снаряда наверху, как если бы он был частью некой игры. "Дядя Адольф" баловал их сандвичами и пирожными. Они ели за столом, покрытым накрахмаленной скатертью с какими-то монограммами. Им даже позволялось мыться в ванне самого фюрера единственной во всем бункере. Но родители уже решили судьбу своих детей. Еще вечером 27 апреля Магда Геббельс встретилась в коридоре бункера с недавно прибывшим сюда эсэсовским доктором, Хельмутом Кунцем. "Она сказала, что хочет поговорить со мной о чем-то ужасно важном, — рассказывал впоследствии на допросе доктор Кунц. — Она добавила, что ситуация складывается таким образом, что, по всей видимости, мне придется помочь ей убить своих детей. Я согласился"[853].