30 апреля президент Трумэн информировал генерала Маршалла о британском запросе, в котором предлагалось бросить основные силы американской 3-й армии Паттона в направлении Праги и захватить город еще до подхода к нему русских войск. "Что касается меня, — сообщил генерал Маршалл Эйзенхауэру, — то я не хотел бы рисковать жизнями американцев ради достижения чисто политических целей"[857].

Американские лидеры все еще не осознали до конца тот непреложный факт, что германские войска, продолжая отчаянно сопротивляться на Востоке, стремятся во что бы то ни стало выйти на Запад, чтобы сдаться командованию англоамериканских войск. Франц фон Папен, тот самый человек, который помог Гитлеру прийти к власти в 1933 году, во второй половине апреля рассказывал допрашивавшим его американским офицерам: немцы боятся, что все мужчины, оказавшиеся в советской зоне оккупации, будут посланы в СССР и превращены там в рабов. Они подозревают, что "в Ялте заключено секретное соглашение, по которому русским для их нужд были обещаны необходимые людские ресурсы"[858].

Тот же самый штурмфюрер, ранее доставивший генералу Вейдлингу пакет от фюрера, вернулся на его командный пункт в Бендлерблоке в 18 часов. Вейдлинг и его штаб заканчивали подготовку к прорыву, который был санкционирован Гитлером. Однако в только что принесенном новом конверте содержался приказ, который отменял все предыдущие распоряжения. Прорыв запрещался. Вместо этого Вейдлингу предписывалось срочно прибыть в рейхсканцелярию.

В бункере Гитлера генерала встретили Геббельс, Борман и Кребс[859]. Они провели его в комнату фюрера, где незадолго до этого пара молодоженов совершила самоубийство, и рассказали о том, что затем трупы были подняты наверх, сожжены и закопаны в воронке в саду рейхсканцелярии. С Вейдлинга было взято честное слово, что ни один немец не узнает от него об этой новости. Единственным человеком, который должен получить информацию о смерти Гитлера, являлся Сталин. Этой ночью будет предпринята попытка добиться перемирия. Генералу Кребсу надлежало сообщить о кончине фюрера советскому командованию, которое немедленно свяжется с Кремлем.

Вейдлинг немедленно позвонил на свой командный пункт в Бендлерблоке и сказал изумленному полковнику Рефиору, что он не может сейчас сообщить ему, что именно произошло, но требует, чтобы к нему срочно прибыли ряд старших офицеров, включая полковника фон Дуфвинга.

Советская тяжелая артиллерия продолжала обстреливать рейхстаг, находящийся в менее километра к северу от рейхсканцелярии. Капитана Неустроева буквально осаждали командиры взводов его батальона, просившие о том, чтобы именно их подразделения были посланы на завершающий штурм. Всем хотелось оказаться первыми, и каждый хотел лично водрузить красное знамя 3-й ударной армии на рейхстаге. Однако путь до его купола стоил советским бойцам большой крови. Один из штурмовых отрядов, которому была поставлена эта задача, состоял целиком из комсомольцев. Членов группы, находившейся в составе батальона Неустроева, специально отбирали советские политработники. Один из ее бойцов был по национальности грузином, что являлось "специальным подарком для Сталина"[860]. Следует отметить, что представители некоторых национальностей — таких как чеченцы, калмыки и крымские татары — ни за что не могли быть выбраны на роль знаменосцев. Было запрещено рекомендовать к званию Героя Советского Союза представителей народов, отправленных в ссылку.

Генерал Шатилов, командир дивизии, в которую входил батальон Неустроева, в один из моментов решил, что рейхстаг уже взят, и сообщил эту ошибочную информацию вышестоящему командованию. Новость была немедленно передана в Москву. Теперь генерал всячески подгонял подчиненных, чтобы те любой ценой, но, главное, быстро водрузили знамя победы над рейхстагом. Благодаря смогу сумерки наступили гораздо раньше положенного срока. В 18 часов три полка 150-й стрелковой дивизии начали атаку на последний оплот германского сопротивления. Пехотинцев поддерживало значительное количество танков.

Советским стрелкам требовалась также и мощная артиллерийская поддержка, поскольку все окна и двери рейхстага были либо забаррикадированы, либо замурованы кирпичом. Ценой больших усилий бойцам удалось достичь главного входа, но здесь они наткнулись на сильный заградительный огонь с верхних этажей и балконов здания. В памяти старшего лейтенанта Беляева, свидетеля той атаки, навсегда остались пятна крови на его громадных колоннах[861].

Потери были большими, но советские бойцы, используя привычную тактику, прокладывали себе путь вверх по главной лестнице. Они уничтожали противника гранатами и автоматным огнем. Часть гарнизона рейхстага — сборная группа, состоящая из матросов, эсэсовцев и членов гитлерюгенда — отступила в подвал. Другая часть, отстреливаясь, отходила на верхние этажи здания. От разрывов гранат и фаустпатронов во многих коридорах и комнатах возникли пожары, и вскоре все помещения были заполнены едким дымом.

Со стороны все это могло казаться матчем по регби, только с той разницей, что неудачные игроки в нем не просто калечили себя, а погибали. Когда бой достиг апогея и все смешалось в едином хаосе, два человека из группы, несшей красное знамя, отделились от основной массы бойцов и устремились к куполу. Они сумели достичь второго этажа здания, но огонь вражеского пулемета задержал их дальнейший путь наверх. Еще одна попытка прорваться на крышу, как отмечалось в полковом донесении, была совершена в 22 часа 50 минут, и красный флаг все же оказался водружен над куполом рейхстага. Тем не менее к этому факту следует относиться с большой осторожностью, поскольку необходимо помнить, что вся советская пропагандистская машина была буквально одержима идеей объявить о захвате рейхстага именно к Первому мая — в день праздника.

Независимо от того, когда именно водрузили "Красное Знамя Победы", само это событие нисколько не повлияло на ход сражения. Даже официальные источники свидетельствуют, что жестокий бой продолжался затем всю ночь. Пока советские бойцы прокладывали себе путь наверх, немцы, засевшие в подвалах, стреляли им в спину. В какой-то момент лейтенант Клочков обнаружил, что несколько его солдат собрались в кружок и что-то разглядывают на полу. Внезапно они все разом отпрянули в сторону, и Клочков увидел, что в полу было небольшое отверстие. Его бойцы только что бросили туда гранату — прямо на головы немцев, засевших этажом ниже[862].

В центре Берлина продолжали полыхать пожары. Ночью зарево огня и полуразрушенные здания выглядели еще более зловеще. От дыма и пыли было уже почти невозможно дышать. То и дело раздавался сильный грохот — обрушивалась очередная стена какого-нибудь дома. Дополнительный эффект всей этой картине придавали лучи зенитных прожекторов, рыскающих по небу, уже свободному от самолетов люфтваффе.